Припоминаю лес, кустарник,
Незабываемый досель,
Увеселенья дней базарных —
Гармонию и карусель.
Как ворот у рубахи вышит —
Звездою, гладью и крестом,
Как кони пляшут, кони пышут
И злятся на лугу пустом.
Мы бегали с бумажным змеем,
И учит плавать нас река,
Ещё бессильная рука,
И ничего мы не умеем.
Ещё страшны пути земные,
Лицо холодное луны,
Ещё для нас часы стенные
Великой мудрости полны.
Ещё веселье и забава,
И сенокос, и бороньба,
Но всё же в голову запало,
Что вот — у каждого судьба.
Что будет впереди, как в сказке, —
Один индейцем, а другой —
Пиратом в шёлковой повязке,
С простреленной в бою ногой.
Так мы растём. Но по-иному
Другие годы говорят:
Лет восемнадцати из дому
Уходим, смелые, подряд.
И вот уже под Петербургом
Любуйся тучею сырой,
Довольствуйся одним окурком
Заместо ужина порой.
Глотай туман зелёный с дымом
И торопись ко сну скорей,
И радуйся таким любимым
Посылкам наших матерей.
А дни идут. Уже не дети,
Прошли три лета, три зимы,
Уже по-новому на свете
Воспринимаем вещи мы.
Позабываем бор сосновый,
Реку и золото осин,
И скоро десятифунтовый
У самого родится сын.
Он подрастёт, горяч и звонок,
Но где-то есть при свете дня,
Кто говорит, что «мой ребёнок»
Про бородатого меня.
Я их письмом не побалую
Про непонятное своё.
Вот так и ходит вкруговую
Моё большое бытиё.
Измерен весь земной участок,
И я, волнуясь и скорбя,
Уверен, что и мне не часто
Напишет сын мой про себя.
1936
