В пустыне далекой был старец седой,
Пещера в утесе — жилище его;
И дуб устарелый и клен молодой
Укромную келью, шумя, осеняли,
И теплилась тихо на сумрачном своде
Лампада; в средине налой, и на нем
Лежала, как тайна, заветная книга;
И к ней только старец один прикасался.
Три части вмещала та книга в себе;
Три разные ленты те части делили.
Как свежая роза, алела одна;
Другая, как небо, была голубая;
Но черная третья — как врана крыло.
И с каждым рассветом пустынник-мудрец
С почтением к книге заветной подходит
И лист, но не боле, читает один.
И он уж за черной прочитывал лентой, —
Не много ему оставалось читать!
Читает — и книгу, со вздохом закрыв,
Идет он, склоненный в глубокую думу,
Как будто прощаться с природой. — Так мирно
И тихо в нем жизнь погасала, как день
На ясном, безоблачном небе. — И вот,
Пришел к нему гость из мятежного света:
То юноша свежий, как цвет молодой;
Румянец пылал на лилейных щеках,
И светлые искры сияли в очах,
И кудри играли вкруг шеи прямой.
«Отец! благодатью святой осени
Пришельца из бурного света. Открой
Высокую тайну, скажи мне, мудрец:
Как в мире мятежном без бури прожить?
И где обитает блаженство? скажи:
Где с пылкой душою я счастье найду?
Пусть мудрости хладной созрелый совет
Кипящую жажду в груди утолит!
Напой меня светом вещаний святых:
Открой, благодатный, мне тайны судьбы
И жизни науку!» И старец в ответ:
«О посланный сердцу наследник младой!
Приди, мой желанный! и тайну прими,
Высокую тайну… В сей книге она:
Вся жизни премудрость в сей книге святой,
Заветной, — ты каждый читай ее день,
И лист, но не боле, для каждого дня!
Не более, помни!..» С сим словом почил,
Как тихий младенец, столетний мудрец.
И было преданье, что ангел пустынь
Восхитил земные остатки его!
Вот ночь протекает, как вечность!.. С зарей
К заветной подходит пылающий чтец
И к розовой ленте душою летит.
Читает, и сердце весельем зажглось:
Всё розовым светом сияет в очах;
Все жилы, как струны, дрожат — и ключом
Кипит молодая, румяная кровь.
Улыбка играет на свежем лице;
Он, кажется; слышит надежды привет
И голос знакомых мечтаний: он весь
Восторг и желанье… Уж лист пробежал
И дале, всё дале, как вспыхнувший огнь
При веяньи ветра на поле сухом;
И вот в упоеньи всю первую часть
Прочел, поглотил он — и розовый свет
Угас, и поблекла улыбка… Он стих;
Но слышит он новый заманчивый глас:
«Всё далее, дале!» Эфир голубой
Сияет, как небо, в заветных листах.
И всё постоянней и всё там верней,
И счастья обеты слышнее — и цель
Вдали, за туманом, яснее горит…
Спокойнее взоры чтеца, — но уныл
И пасмурен стал он, когда перешел
За черную ленту… Там вялая жизнь
Как сонные воды в пустынных брегах…
Прочел — и со вздохом воспомнил завет,
И тихо побрел он к родной стороне.
Но там ненадолго он гость у друзей!
Он сохнет, он вянет отцветшей душой;
Линяет румянец на впалых щеках,
И жизнь догорает во взорах — и вот,
Унылый, он рано в могилу сошел.
Постигнули тайну кончины его…
И братья и други по летам забав,
Вздыхая, жалели о пылком чтеце,
Что книгу он жизни так рано прочел!
1824
