Старуха кричит на старуху,
проруха кричит на проруху,
кто мать, а кто дочь — не понять,
и глазу сработать непросто,
коль матери за девяносто,
а дочери — семьдесят пять.
По глупости в нанятой хате
неправильно сплю — на закате,
но хуже не спать вообще.
Приблазнится винная бочка
роскошней, чем царская дочка
и Бэтмен в крылатом плаще.
Я тут адаптирован напрочь,
и катится солнечный обруч
по воздуху, а на дому,
причастен к семейному хаю,
лишь отчеством располагаю,
мне имя и впрямь ни к чему.
На улице Краснозеленых
ни красных уже, ни зеленых.
Под эгалитарный девиз
успели несхожие лица
до неразличимости слиться,
не нужен им даже дефис.
Ночную встречая прохладу,
хожу, как Мичурин по саду,
а также как Рудый Панько.
Бессонница. Бездна порухи.
От вас, дорогие старухи,
меня отличить нелегко.
Ни красных уже, ни зеленых,
ни белых, ни водок паленых,
ни одеколона «Кармен».
Черкесская злоба из сакли,
архонт Гераклеи Ираклий
и рыночный гений Армен.
2005
