1. До
Ясно помню большой кинозал,
Где собрали нас, бледных и вялых, —
О, как часто я после бывал
По работе в таких кинозалах!
И ведущий с лицом, как пятно,
Говорил — как в застойные годы
Представлял бы в музее кино
«Амаркорд» или «Призрак свободы».
Вот, сказал он, смотрите. (В дыму
Шли солдаты по белому полю,
После били куранты…) «Кому
Не понравится — я не неволю».
Что там было еще? Не совру,
Не припомню. Какие-то залпы,
Пары, споры на скудном пиру…
Я не знаю, что сам показал бы,
Пробегаясь по нынешним дням
С чувством нежности и отвращенья,
Представляя безликим теням
Предстоящее им воплощенье.
Что я им показал бы? Бои?
Толпы беженцев? Толпы повстанцев?
Или лучшие миги свои —
Тайных встреч и опять-таки танцев,
Или нищих в московском метро,
Иль вояку с куском арматуры,
Или школьников, пьющих ситро
Летним вечером в парке культуры?
Помню смутную душу свою,
Что, вселяясь в орущего кроху,
В метерлинковском детском раю
По себе выбирала эпоху,
И уверенность в бурной судьбе,
И еще пятерых или боле,
Этот век приглядевших себе
По охоте, что пуще неволи.
И поэтому, раз уж тогда
Мы, помявшись, сменили квартиру
И сказали дрожащее «Да»
Невозможному этому миру, —
Я считаю, что надо и впредь,
Бесполезные слезы размазав,
Выбирать и упрямо терпеть
Без побегов, обид и отказов.
Быть-не быть? Разумеется, быть,
Проклиная окрестную пустошь.
Полюбить-отпустить? Полюбить,
Даже зная, что после отпустишь.
Покупать-не купить? Покупать,
Все, что есть, из мошны вытрясая.
Что нам толку себя упрекать,
Между «да» или «нет» зависая?
Потому что мы молвили «да»
Всем грядущим обидам и ранам,
Покидая уже навсегда
Темный зал с мельтешащим экраном,
Где фигуры без лиц и имен —
Полутени, получеловеки —
Ждут каких-нибудь лучших времен
И, боюсь, не дождутся вовеки.
2. После
Так и вижу подобье класса,
Форму несколько не по мне,
Холодок рассветного часа,
Облетающий клен в окне,
Потому что сентябрь на старте
(Что поделаешь, я готов).
Сплошь букеты на каждой парте —
Где набрали столько цветов?
Примечаю, справиться силясь
С тайной ревностью дохляка:
Изменились, поизносились,
Хоть и вытянулись слегка.
Вид примерных сынков и дочек —
Кто с косичкой, кто на пробор.
На доске — учительский почерк:
Сочиненье «Как я провел
Лето».
Что мне сказать про лето?
Оглянусь — и передо мной
Океан зеленого цвета,
Хрусткий, лиственный, травяной,
Дух крапивы, чертополоха,
Город, душный от тополей…
Что ж, провел я его неплохо.
Но они, видать, веселей.
Вон Петров какой загорелый —
На Канары летал, пострел.
Вон Чернов какой обгорелый —
Не иначе, в танке горел.
А чего я видал такого
И о чем теперь расскажу —
Кроме Крыма, да Чепелева,
Да соседки по этажу?
И спросить бы, в порядке бреда,
Так ли я его проводил,
Не учителя, так соседа —
Да сижу, как всегда, один.
Все, что было, забыл у входа,
Ничего не припас в горсти…
Это странное время года
Трудно правильно провести.
Впрочем, стану еще жалеть я!
У меня еще есть слова.
Были усики и соцветья,
Корни, стебли, вода, трава,
Горечь хмеля и медуницы,
Костяника, лесной орех,
Свадьбы, похороны, больницы —
Все как водится, как у всех.
Дважды спасся от пистолета.
Занимал чужие дома.
Значит, все это было лето.
Даже, значит, когда зима.
Значит, дальше — сплошная глина,
Вместо целого — град дробей,
Безысходная дисциплина —
Все безличнее, все грубей.
А заснешь — и тебе приснится,
Осязаема и близка,
Менделеевская таблица
Камня, грунта, воды, песка.
