Жил в заводе мужик один.
Левонтьем его звали.
Старательный такой мужичок, безответный.
Смолоду его в горе держали, на Гумешках то есть.
Медь добывал.
Так под землей все молодые годы и провел.
Как червяк в земле копался.
Свету не видел, позеленел весь.
Ну, дело известное, - гора.
Сырость, потемки, дух тяжелый.
Ослаб человек.
Приказчик видит - мало от его толку, и удобрился перевести Левонтия на другую работу - на Поскакуху отправил, на казенный прииск золотой.
Стал, значит,
Левонтий на прииске робить.
Только это мало делу помогло.
Шибко уж он нездоровый стал.
Приказчик поглядел-поглядел да и говорит:
- Вот что,
Левонтий, старательный ты мужик, говорил я о тебе барину, а он и придумал наградить тебя.
Пускай, говорит, на себя старается.
Отпустить его на вольные работы, без оброку.
Это в ту пору так делывали.
Изробится человек, никуда его не надо, ну, и отпустят на вольную работу.
Вот и остался Левонтий на вольных работах.
Ну, пить-есть надо, да и семья того требует, чтобы где-нибудь кусок добыть.
А чем добудешь, коли у тебя ни хозяйства, ничего такого нет.
Подумал-подумал, пошел стараться, золото добывать.
Привычное дело с землей-то, струмент тоже не ахти какой надо.
Расстарался, добыл и говорит ребятишкам:
- Ну, ребятушки, пойдем, видно, со мной золото добывать.
Может, на ваше ребячье счастье и расстараемся, проживем без милостины.
А ребятишки у него вовсе еще маленькие были.
Чуть побольше десятка годов им.
Вот и пошли наши вольные старатели.
Отец еле ноги передвигает, а ребятишки - мал мала меньше - за ним поспешают.
Тогда, слышь-ко, по Рябиновке верховое золото сильно попадать стало.
Вот туда и Левонтий заявку сделал.
В конторе тогда на этот счет просто было.
Только скажи да золото сдавай.
Ну конечно, и мошенство было.
Как без этого.
Замечали конторски, куда народ бросается, и за сдачей следили.
Увидят - ладно пошло, сейчас то место под свою лапу.
Сами, говорят, тут добывать будем, а вы ступайте куда в другое место.
Заместо разведки старатели-то у них были.
Те, конечно, опять свою выгоду соблюдали.
Старались золото не оказывать.
В контору сдавали только, чтобы сдачу отметить, а сами все больше тайным купцам стуряли (скупщикам золота сдавали. - Ред.).
Много их было, этих купцов-то.
До того, слышь-ко, исхитрились, что никакия стража их уличить не могла.
Так, значит, и катался обман-от шариком.
Контора старателей обвести хотела, а те опять ее.
Вот какие порядки были.
Про золото стороной дознаться только можно было.
Левонтию, однако, не потаили - сказали честь честью.
Видят, какой уж он добытчик.
Пускай хоть перед смертью потешится.
Пришел это Левонтий на Рябиновку, облюбовал место и начал работать.
Только силы у него мало.
Живо намахался, еле жив сидит, отдышаться не может.
Ну, а ребятишки, какие они работники?
Все ж таки стараются.
Поробили так-то с неделю либо больше, видит Левонтий - пустяк дело, на хлеб не сходится.
Как быть?
А самому все хуже да хуже.
Исчах совсем, но неохота по миру идти и на ребятишек сумки надевать.
Пошел в субботу сдать в контору золотишко, какое намыл, а ребятам сказал:
- Вы тут побудьте, струмент покараульте, а то таскаться-то взад-вперед ни к чему нам.
Остались, значит, ребята караульщиками у шалашика.
Сбегал один на Чусову-реку.
Близко она тут.
Порыбачил маленько.
Надергал пескозобишков (пескарей. - Ред.), окунишков, и давай они ушку себе гоношить (готовить. - Ред.).
Костер запалили, а дело к вечеру.
Боязно ребятам стало.
Только видят - идет старик, заводской же.
Семенычем его звали, а как по фамилии - не упомню.
Старик этот из солдат был.
Раньше-то, сказывают, самолучшим кричным (не только профессия, но и атлетическое телосложение. - Ред.) мастером значился, да согрубил что-то приказчику, тот его и велел в пожарную отправить - пороть, значит.
А этот Семеныч не стал даваться, рожи которым покорябал, как он сильно проворный был.
Известно, кричный мастер.
Ну, все ж таки обломали.
Пожарники-то тогда здоровущие подбирались.
Выпороли, значит,
Семеныча и за буйство в солдаты сдали.
Через двадцать пять годов он и пришел в завод-от вовсе стариком, а домашние у него за это время все примерли, избушка заколочена стояла.
Хотели уж ее разбирать.
Шибко некорыстна была.
Тут он и объявился.
Подправил свою избушку и живет потихоньку, один-одинешенек.
Только стали соседи замечать - неспроста дело.
Книжки какие-то у него.
И каждый вечер он над ими сидит.
Думали, - может, умеет людей лечить.
Стали с этим подбегать.
Отказал.
Не знаю, - говорит, - этого дела.
И какое тут может леченье быть, коли такая ваша работа".
Думали, - может, веры какой особой.
Также не видно.
В церкву ходит о пасхе да о рождестве, как обыкновенно мужики, а приверженности не оказывает.
И тому опять дивятся - работы нет, а чем-то живет.
Огородишко, конечно, у него был.
Ружьишко немудрящее имел, рыболовную снасть тоже.
Только разве этим проживешь?
А деньжонки, промежду прочим, у него были.
Бывало, кое-кому и давал.
И чудно этак.
Иной просит-просит, заклад дает, набавку, какую хошь, обещает, а не даст.
К другому сам придет:
- Возьми-ка,
Иван или там Михайло, на корову.
Ребятишки у тебя маленькие, а подняться, видать, не можешь. - Однем словом, чудной старик.
Чертознаем его считали.
Это больше за книжки-то.
Вот подошел этот Семеныч, поздоровался.
Ребята радехоньки, зовут его к себе:
- Садись, дедушко, похлебай ушки с нами.
Он не посупорствовал, сел.
Попробовал ушки и давай похваливать - до чего навариста да скусна.
Сам из сумы хлебушка мяконького достал, ломоточками порушал и перед ребятами грудкой положил.
Те видят - старику ушка поглянулась, давай уплетать хлебушко-от, а Семеныч одно свое - ушку нахваливает, давно, дескать, так-то не едал.
Ребята под этот разговор и наелись как следует.
Чуть не весь стариков хлеб съели.
А тот, знай, похмыкивает:
- Давно так-то не едал.
Ну, наелись ребята, старик и стал их спрашивать про их дела.
Ребята обсказали ему все по порядку, как отцу от заводской работы отказали и на волю перевели, как они тут работали.
Семеныч только головой покачивает да повздыхивает: охо-хо да охо-хо.
Под конец спросил:
- Сколь намыли?
Ребята говорят:
- Золотник, а может, поболе, - так тятенька сказывал.
Старик встал и говорит:
- Ну ладно, ребята, надо вам помогчи.
Только вы уж помалкивайте.
Чтоб ни-ни.
Ни одной душе живой, а то... - И Семеныч так на ребят поглядел, что им страшно стало.
Ровно вовсе не Семеныч это.
Потом опять усмехнулся и говорит:
- Вот что, ребята, вы тут сидите у костерка и меня дожидайтесь, а я схожу - покучусь (попрошу. - Ред.) кому надо.
Может, он вам поможет.
Только, чур, не бояться, а то все дело пропадет.
Помните это хорошенько.
И ушел старик в лес, а ребята остались.
Друг на друга поглядывают и ничего не говорят.
Потом старший насмелился и говорит тихонько:
- Смотри, братко, не забудь, чтобы не бояться, - а у самого губы побелели и зубы чакают.
Младший на это отвечает:
- Я, братко, не боюсь, - а сам помучнел весь.
Вот сидят так-то, дожидаются, а ночь уж совсем, и тихо в лесу стало.
Слышно, как вода в Рябиновке шумит.
Прошло довольно дивно времечка, а никого нет, у ребят испуг отбежал.
Навалили они в костер хвои, еще веселее стало.
Вдруг слышат - в лесу разговаривают.
Ну, думают, какие-то идут.
Откуда в экое время?
Опять страшно стало.
И вот подходят к огню двое.
Один-то Семеныч, а другой с ним незнакомый какой-то и одет не по-нашенски.
Кафтан это на ем, штаны - все желтое, из золотой, слышь-ко, поповской парчи, а поверх кафтана широкий пояс с узорами и кистями, также из парчи, только с зеленью.
Шапка желтая, а справа и слева красные зазорины, и сапожки тоже красные.
Лицо желтое, в окладистой бороде, а борода вся в тугие кольца завилась.
Так и видно, не разогнешь их.
Только глаза зеленые и светят, как у кошки.
А смотрят по-хорошему, ласково.
Мужик такого же росту, как Семеныч, и не толстый, а видать, грузный.
На котором месте стал, под ногами у него земля вдавилась.
Ребятам все это занятно, они и бояться забыли, смотрят на того человека, а он и говорит Семенычу шуткой так:
- Это вольны-то старатели?
Что найдут, все заберут?
Никому не оставят?
Потом прихмурился и говорит Семенычу, как советует с им:
А не испортим мы с тобой этих ребятишек?
Семеныч стал сказывать, что ребята не балованные, хорошие, а тот опять свое:
- Все люди на одну колодку.
Пока в нужде да в бедности, ровно бы и ничего, а как за мое охвостье поймаются, так откуда только на их всякой погани налипнет.
Постоял, помолчал и говорит:
- Ну ладно, попытаем.
Малолетки, может, лучше окажутся.
А так ребятки ладненьки, жалко будет, ежели испортим.
Меньшенький-то вон тонкогубик.
Как бы жадный не оказался.
Ты уж понастуй (понаблюдай. - Ред.) сам,
Семеныч.
Отец-то у них не жилец.
Знаю я его.
На ладан дышит, а тоже старается сам кусок заработать.
Самостоятельный мужик.
А вот дай ему богатство - тоже испортится.
Разговаривает так-то с Семенычем, будто ребят тут и нет.
Потом посмотрел на них и говорит:
- Теперь, ребятушки, смотрите хорошенько.
Замечайте, куда след пойдет.
По тому следу сверху и копайте.
Глубоко не лезьте, ни к чему это.
И вот видят ребята - человека того уж нет.
Которое место до пояса - все это голова стала, а от пояса шея.
Голова точь-в-точь такая, как была, только большая, глаза ровно по гусиному яйцу стали, а шея змеиная.
И вот из-под земли стало выкатываться тулово преогромного змея.
Голова поднялась выше леса.
Потом тулово выгнулось прямо на костер, вытянулось по земле, и поползло это чудо к Рябиновке, а из земли всё кольца выходят да выходят.
Ровно им и конца нет.
И то диво, костер-то потух, а на полянке светло стало.
Только свет не такой, как от солнышка, а какой-то другой, и холодом потянуло.
Дошел змей до Рябиновки и полез в воду, а вода сразу и замерзла по ту и по другую сторону.
Змей перешел на другой берег, дотянулся до старой березы, которая тут стояла, и кричит:
- Заметили?
Тут вот и копайте!
Хватит вам по сиротскому делу.
Чур, не жадничайте!
Сказал так-то и ровно растаял.
Вода в Рябиновке опять зашумела, и костерок оттаял и загорелся, только трава будто все еще озябла, как иней ее прихватил.
Семеныч и объясняет ребятам:
- Это есть Великий Полоз.
Все золото в его власти.
Где он пройдет - туда оно и подбежит.
А ходить он может и по земле и под землей, как ему надо, и места может окружить, сколько хочет.
Оттого вот и бывает - найдут, например, люди хорошую жилку, и случится у них какой обман, либо драка, а то и смертоубийство, и жилка потеряется.
Это, значит,
Полоз побывал тут и отвел золото.
А то вот еще...
Найдут старатели хорошее, россыпное золото, ну, и питаются.
А контора вдруг объявит - уходите, мол, за казну это место берем, сами добывать будем.
Навезут это машин, народу нагонят, а золота-то и нету.
И вглубь бьют и во все стороны лезут - нету, будто вовсе не бывало.
Это Полоз окружил все то место да пролежал так-то ночку, золото и стянулось все по его-то кольцу.
Попробуй найди, где он лежал.
Не любит, вишь, он, чтобы около золота обман да мошенство были, а пуще того, чтобы один человек другого утеснял.
Ну, а если для себя стараются, тем ничего, поможет еще когда, вот как вам.
Только вы смотрите, молчок про эти дела, а то все испортите.
И о том старайтесь, чтобы золото не рвать.
Не на то он вам его указал, чтобы жадничали.
Слышали, что говорил-то?
Это не забывайте первым делом.
Ну, а теперь спать ступайте, а я посижу тут у костерка.
Ребята послушались, ушли в шалашик, и сразу на их сон навалился.
Проснулись поздно.
Другие старатели уж давно работают.
Посмотрели ребята один на другого и спрашивают:
- Ты, братко, видел вчера что-нибудь?
Другой ему:
- А ты видел?
Договорились все ж таки.
Заклялись, забожились, чтобы никому про то дело не сказывать и не жадничать, и стали место выбирать, где дудку бить.
Тут у них маленько спор вышел.
Старший парнишечко говорит:
- Надо за Рябиновкой у березы начинать.
На том самом месте, с коего Полоз последнее слово сказал.
Младший уговаривает:
- Не годится так-то, братко.
Тайность живо наружу выскочит, потому - другие старатели сразу набегут полюбопытствовать, какой, дескать, песок пошел за Рябиновкой.
Тут все и откроется.
Поспорили так-то, пожалели, что Семеныча нет, посоветовать не с кем, да углядели - как раз по середке вчерашнего огневища воткнут березовый колышек.
Не иначе, это Семеныч нам знак оставил", - подумали ребята и стали на том месте копать.
И сразу, слышь-ко, две золотые жужелки (мелкие самородки золота. - Ред.) залетели, да и песок пошел не такой, как раньше.
Совсем хорошо у них дело сперва направилось.
Ну, потом свихнулось, конечно.
Только это уж другой сказ будет.
