Они собрались, мертвый свет потушив,
Читать, узнавать, разговаривать, слушать
Про тяготы плоти и струны души,
Но трудно тугое молчанье нарушить.
Свечою в руке проливается мрак
На спиртом пропитые тесные туши
На тот незначительный горький пустяк,
Что нам, точно раб, до погибели служит.
Они ненавидят презренных рабов -
"Им место в тюрьме иль в промерзшей могиле!",
Они их терзают, невинных сынов,
Так радуясь немощи, будто бы силе.
А сила, меж тем, есть сильнейший недуг,
Порядков других, не посыпанный пылью;
Кого истязать им, когда нету рук,
Когда нет ни воли, ни мысли, ни крыльев?
Кто мы? Просто призраки собственных душ,
Не видные даже сквозь призму рентгена,
И если жизнь - яд для страдающих туш,
То мы - просто горькая гадкая пена.
