полночь, как жидкий валиум, полночь, как грустный пони.
как его раньше звали — к счастью, уже не помнят.
к счастью, потом забудут — как он искал в подвалах
заросли незабудок, принцев, крысят, нарвалов.
как он ходил на стройку — битум искать и щебень.
ставил капкан на сойку, чтобы похитить щебет.
часто ходил кладбищем — кости копать и доски,
вечно больной и нищий, вечно худой и босый.
знал, где бывают драки, знал, где цветут убийства —
в серых листах тетради вёл непрерывный список.
зданий оплот дремучий воспринимал как святость.
голод его не мучил, не донимала слякоть.
холод его не трогал, не докучала жажда.
тенью к нему на ноготь в полночь садился бражник,
бражник шептал сто таин, трудно в которых верить:
где закрывались ставни, где открывались двери,
где выбивались окна — в каждом из них несчастье.
полночь сверкала оком, будто бы соучастник.
он хохотал по-зверски, руки-ножи расправив —
тот, кто утратил сердце, тот, кто не знает правил,
тот, кто когда-то умер, но возродился в недрах.
брал свою сумку-сумрак, ручку-перо, пигменты,
карандаши и ластик, чтобы сточить их вскоре —
сказочник страшных сказок,
страшных легенд.
историй.
*
там, где отцвел репейник, мусора, грязи — роща,
он продавал за пенни страшных чудовищ мощи,
то, что карман оттянет — кости, хребет, присоски.
он торговал смертями.
и выходила сносно.
чудищ глазища, пальцы, ворохи черной шерсти —
у ночника-скитальца
не иссякали жертвы:
"сказку, где блещут серпы,
ту, где танцуют польку".
жизни огонь померкнет,
сказочный миф — нисколько.
"сказку про дом, про церковь,
про туесок, про репку. "
когти у сказок — цепки,
корни у сказок — крепки.
"сказочка на ночь сыну — про каравай и печку".
чувства давно остынут,
сказочки будут вечно.
*
мэр наш как будто спятил: вместо репья — газоны.
выросли все ребята,
город остался сонным.
но, как и раньше, в парке слышится — правда, реже, —
как этот странный парень
тащит свою тележку.
