Не знаю, есть ли край чудесней
Того, в котором я живу,
Дышу снопом и пенюсь песней
И сон мой вижу наяву.
Ржаной мужик и пролетарий,
Москва и — вместе — Нью-Иорк.
И шум о тульском самоваре
Давно заглохнул и умолк.
Мы, правда, все еще потеем
За самоваром, но мечтой
Не раз сермяжная Россия
Вздохнет над новой красотой.
В гробах перевернутся предки,
Когда мы, светом дорожа,
Подвесим солнце в синей клетке
На подоконник, как чижа.
Ах, Нью-Иорк наш — на пороге,
Но нам Америкой не быть.
Свои задумала дороги
Ржаная ленинская сыть.
Им — небоскребы, нам — в просторе
Мильоны изб, но изб таких,
Чтоб пели соловьями зори
И звезды с потолков стальных.
Схвачусь за голову: не тресни.
Свой сон ржаной не оборву.
И вряд приснится край чудесней
Того, в котором я живу!
1923
