Жрец

О тебе, мой мальчик, расскажу я последней,
оторву от свитков, карт и книг:
это льву Штормграда был ты сын и наследник,
для меня ты друг и ученик.
Ты исчез в туманах, безрассудный и юный —
никаких вестей от флота нет.
Твой отец зажал в ладони компас латунный:
в крышке твой младенческий портрет.

От боязни, гнева, от гордыни, сомнений
ты очистил вечности родник.
Видел император и монах пандаренов:
ты к нему пришёл как ученик.
В юности отец твой был рабом и солдатом,
предан был, похищен и пленён.
Но боролся Вариан, боец-гладиатор,
чтоб вернуть для сына львиный трон.

По плечу ли юноше отцовская сила?
Ты в сомненьях головой поник.
Помнишь, ты спасал у материнской могилы
короля — как сын и ученик?
Вот печатка Ринна на письме Седогриву.
Там, где он просил тебя беречь,
ты застыл в молчании, столицу покинув.
Подними отцов упавший меч!

Бьёт соборный колокол, и кличут к обедне.
Отложи прочитанный дневник.
Мечется в покоях тень убитого Ллейна,
эхо неоконченной резни.
Про Ночной Колодец и про Душу Дракона,
про деянья деда и отца
помни: и предательство у львиного трона,
и клинком пронзённые сердца.

Уходили Ринны чередой поколений.
Не сдавался ни один из них.
Мстить за павших в нашей неспокойной Вселенной
клялся каждый новый ученик.
Мы с тобою, Андуин, сражались на пару:
тьма вокруг, но Свет во тьме горит.
Там, где латник выдержит и сотню ударов,
жрец живёт всего секунды три.

Но за те исполненные боли мгновенья —
собирая всё, что ты постиг —
ты барьером Света окружи для спасенья
тысячи товарищей своих.
Не в холодной стали наша главная сила:
Свет горяч, лишь он зовёт во тьме.
Слушать голос Света я тебя научила.
Им горит отцовский Шаламейн.

Новая утрата — незажившая рана,
у тебя за всех болит душа.
Мраком обернувшись, налетает Сильвана.
И войскам на выручку спеша,
примешь ты наследие минувших столетий,
предков — королей и королев.
Так иди же, мальчик мой, в сияющем Свете.
Да хранит тебя штормградский лев.