Глава 24

-Мы должны тянуть время, пока не свяжемся с Мелеагантом! – подвёл итог друид, и повисло гнетущее молчание. Гвиневра не выдержала тишины напряжения и едва дыша, спросила:

-Как?

-Ты его жена, придумай что-нибудь! – возмутился тактичный друид. – Отвлекай его от мыслей о судьбе Уриена как хочешь, умасливай, отвлекай, не давай ему сосредоточиться…

Моргана скосила взгляд на Гвиневру и по её посеревшему лицу поняла, что девушка не справится. Слишком чиста была ещё душою королева, чтобы плести верёвки из Артура, слишком честно хотела жить. Фея не была единственной, кто подумал об этом, Лея подхватила мысль её и предложила:

-Я могу попробовать…

Гвиневра уцепилась за эту идею со всей благодарностью, на какую вообще была способна. Закивала – мелко и кротко, примиряясь со всеми методами своей служанки и сестры, о чём, впрочем, она и не знала.

Моргана вздохнула, понимая, что со своей стороны придётся ей закатывать Артуру настроение в сторону истерики и обид.

-Ради Уриена…- напомнил, словно бы догадываясь, Уриен и фея кивнула, сдаваясь.

На том и разошлись. Лея выскользнула вместе с Гвиневрой в сад, Моргана в дверях дожидалась Ланселота, чтобы вместе с ним пойти на Совет, на который, случайно или же нарочно не был приглашён Мерлин.

-Дурной знак! – Моргана хмурилась.

-Не переживай, Мора, - назвал её детским именем друид. – Не переживай, скоро это будет неважно.

Ланселот колебался, глядя на друида, словно бы ожидая от него чего-то…

-Потом договорим, - отмахнулся он. – Ступай, дама ждёт!

Ланселот покорился. Путь до верхней галереи проделали в молчании, затем Моргана не выдержала и, прищурившись, ехидно спросила:

-О чём ты мог говорить с Мерлином? Вернее, о чём Мерлин мог говорить с тобой?

-Я не хотел бы отвечать на это, Моргана! – признался Ланселот, пропуская женщину впереди себя в двери залы. – Честное слово, не хотел бы!

-Ладно уж, - обозлилась она, - но я тебе припомню. Мы ведь все связаны общей идеей сейчас! Скрывать что-то…

-Всё равно, что думать о перевороте, - уколол безошибочно рыцарь, снова пропуская Моргану, - да, я понял.

-Если скажешь об этом, хотя бы заикнёшься…- прошипела она угрожающе.

-Я всё понимаю, Моргана!

Ланселот пропустил Моргану в Совещательную Залу, и говорить им больше не представилось возможным.

Совещательная Зала была, наверное, единственным постоянно оживлённым помещением, которое не подверглось с приходом Артура перепланировке и существенным изменениям. Когда Моргана приходила сюда тайком, чтобы посмотреть на жизнь Утера Пендрагона, и когда приходила сюда открыто, пытаясь вернуть себе титул, Зал являлся таким же, как и сейчас. Каменный колодец – круглая комната, в центре которой огромный стул и по контуру его расставленные кресла первой линией, второй линией – скамьи, третьей – скамьи уже полукругом. Между всеми скамьями и креслами узкие проходы. На самом же столе свалены листы и папки, пергаменты и чернильницы – это работающие проекты и неработающие по той или иной причине, указы, приказы, распорядки, уставы…всё, до чего не дошли руки Артура.

Моргана заняла своё место – она сидела в дни Больших Совещаний рядом с королём Артуром – по левую руку от него, в дни Малых – напротив, рядом с Мерлином. Сегодня было назначено Малое совещание, но Моргана решила наступить на горло принципам и гордости и села рядом с королём, которого ещё не было. Возражать ей никто не стал.

Ланселот нашёл себе уголок в первой линии, за столом, между Гавейном и ещё одним рыцарем, чьё имя Моргана постоянно забывала, зная лишь, что начинается оно с «В», и представляет собой длинное плетение гласных и согласных.

Моргана не могла не заметить опустевшее место графа Уриена Мори на два места левее её собственного – там традиционно он располагался, туда Моргана привычно косила взглядом, а теперь – пустота! Страшно.

Короля не было, дверь открывалась, впуская того или иного рыцаря, барона, графа или герцога – всех, кто был при дворе. Остальных призывать не было сегодня смысла.

Моргана откровенно скучала и решила в отсутствие Артура влезть в разговор барона Клименса и герцога Сувронского, чтобы хоть как-то развлечь себя. У них как раз выходил какой-то жаркий спор.

-Нет, нет, нет! Я прекрасно знаю ваше тщеславие, дорогой барон! – ухмылялся герцог, поправляя тонкий кружевной воротник. – Ваши портреты развешаны в спальнях ваших слуг по вашему приказу!

Моргана не удержалась и хихикнула. Барон смерил её взглядом и с удвоенной силой бросился на своего врага:

-А ваши портреты валяются в сточных ямах ваших же слуг!

Моргана с интересом перевела взгляд на его противника, ожидая ответа, и он не заставил себя ждать слишком долго:

-А вы заступились за предателя Мелеаганта!

Упоминание этого имени обожгло Моргану, она охнула, но её реакция была истолкована спорщиками по-своему.

-Точно так же, как за вас заступился мой брат ещё перед Утером! – отозвался барон Клименс, яростно теребя воротник своего плаща.

-А вы пытались связаться с саксонскими наёмниками! И мне доподлинно известно, что вы истратили на это…

-А вы истратили эти же деньги на продажную любовь герцогини Роланской!

Моргана уже не пыталась встать на чью-то сторону и просто наблюдала за разгорающимися страстями.

-А вы едва не бежали из Камелота после позорного поражения от графа Уриена!

Вот здесь Моргана уже ожидала подобного и потому, сжав зубы, сдержалась.

-А вы вовсе не хотели участвовать в турнире, зная, что он покажет истинное лицо каждого рыцаря!

-А вы и вовсе лица не кажете с того самого турнира к народу, боясь, что кто-то узнает вас, в выпавшем из седла рыцаре!

-А вы…

-Господа, - смеясь, влезла всё же Моргана, понимая, что если она не остановит этот поток ссоры обиженных детей, то его не остановит никто, - господа, успокойтесь!

-Моргана, - вежливо обратился к женщине барон.

-Моргана! – не так вежливо позвал герцог, - я думаю, вам не следует судить нас сейчас!

-Я сестра короля, - просто напомнила фея. – Я прошу и даже приказываю вам успокоиться.

-Обязательно, как только герцог признает себя ничтожным, - пообещал барон.

-Обязательно, как только барон признает своё поражение, - в тон ему пообещал Сувронский.

«И это моя жизнь!». – с горечью подумала Моргана, но тут торжественно распахнулись двери и появился Артур. Все поднялись, приветствуя короля и даже Моргана встала.

И тут же пожалела об этом.

Артур, заметив, что Моргана сегодня, вопреки обыкновению, сидит не против него, а рядом, да ещё и встала, чтобы приветствовать его, а не забилась в самый дальний угол, чтобы сверлить его взглядом, вспоминая недавние события, подбежал к сестре и весьма триумфально расцеловал её в обе щёки.

Моргана, сконфузившись, поспешно села и только тогда заметила, что Артур появился в сопровождении не только Кея, который тотчас юркнул к Гавейну, но и в компании молодого черноволосого юноши.

Моргана впилась в него взглядом, пытаясь понять, почему он не занял своё место, а лишь молча стоял у дверей с грустной улыбкой, не будучи представленным. А ещё она пыталась сообразить, где видела его черты лица, такой же разрез глаз, такие же крылья носа, скулы, линию губ…

И не могла понять!

Первым вещал рыцарь Эжон. Он говорил скучно и нудно, рассказывал о сорванных поставках хлеба в южные земли, о том, что золота снова не хватает, а шахты проседают…

Насколько знала Моргана, половина из сказанного им было ложью – фея знала, сколько выдаётся на его земли из казны королевства и имела достаточное количество шпионов, чтобы знать, сколько тратится на хлеба и восстановление затопленных недавно шахт и сколько идёт в карман Эжона. Она находилась в финальной стадии подготовки секретного доклада королю о махинациях рыцаря и не стала даже слушать – вся его сегодняшняя информация была ей хорошо известна.

Вместо этого фея продолжала изучать юношу, стоящего в дверях. Казалось, никто, кроме неё, не обращает на него внимания. Между тем, Моргана не могла отвести от него взгляд, изучая и запоминая высокий лоб, тонкий изящный овал лица, острые скулы…

-зал сотрясся хохотом. Моргана вздрогнула и поняла, что Гавейн вместо доклада по своим землям, рассказал о каком-то из своих любовных приключений, изрядно развеселив и короля, и двор…

Артур обожал подобные истории, он вообще очень любил посмеяться. Гораздо больше, чем сидеть и разбираться с каждым докладом от земель.

Моргана отреагировала как-то вяло и запоздало, её больше привлекал незнакомец.

И странное дело, когда заговорили о положении дел на побережье, Моргана вдруг поняла, что смотрит в уже известное ей лицо. Она представила юношу чуть старше. Перевела взгляд на Артура и снова на него…

В лице юноши она узнала свои черты и черты своего брата. Женское сердце бывает быстрее разума. Моргана не сдержалась, вскочила со своего места, протягивая руку к гостю, с её искусанных в нервном напряжении губ сорвался крик.

-Мордред! – закричала она, попыталась броситься к юноше, но исчез прямо перед нею. Моргану качнуло.

Паника не заставила себя долго ждать. Артур вскочил, опрокидывая навзничь своё кресло, бросился к ней как раз в тот момент, когда она оседала на пол. Король не позволил ей упасть.

-Моргана, - прошептал он, оглядываясь на дверь, в которой, конечно, никого не было, - Моргана, прошу…

Артур не знал, что именно он просит и у неё ли, у неба. Король, преклонив колени, удерживая её на весу, обернулся к своим гостям и слугам и панически выкрикнул:

-Целителя! Живо! Что вы стоите?!

Гавейн среагировал быстро, бросился к дверям. Его догнал окрик Кея:

-Приведи Гаюса! – предложил он, - у Мерлина своих дел много! Да и можно ли…

Это было большой ошибкой. Артур мог по-разному относиться к Мерлину. Но когда дело касалось Морганы, он невольно желал ей дать самое лучшее, и сейчас, понимая, что Мерлин нужен его сестре, король в очень грубой форме, с использованием брани заставил Гавейна идти за Мерлином.

Артур поднял Моргану на руки и велел всем расходиться. Он положил её – бесчувственную и будто бы безжизненную на одну из скамеек и, конечно же, погружённый в тревогу, не мог видеть, что в дверях Ланселот перехватил Гавейна и выскользнул к Мерлину сам.

-Прошу, Моргана, не нужно…- прошептал Артур, сам не зная, что и у кого он просит, что входит в понятие этого «не нужно».

***

Ланселот ворвался в покои Мерлина, напрочь проигнорировав существование этикета. Сейчас его всерьёз пугал неожиданный окрик Морганы и её обморок, и он решил извиниться перед друидом потом.

-Ты мне ещё утром надоел! – Мерлин изучал какой-то свиток, и даже головы не поднял, когда Ланселот ворвался к нему.

-Моргана…- рыцарь с трудом перевёл дух. – Ей плохо, Мерлин.

Друид не стал уточнять ничего о её состоянии. Поднялся из-за стола ровно и резко, словно бы ждал этого, направился к дверям – решительно, не желая терять и минуты драгоценного времени. Когда же Ланселот посеменил следом, Мерлин круто обернулся и велел:

-Останься здесь.

Ланселот покорно отстал и в следующее мгновение остался в покоях Мерлина. Ожидание, терзание неизвестностью было тягостной печатью, легшей на его душу, но рыцарь понимал, что если Мерлин велел – значит, нужно поступить так. Просто так он слов на ветер не бросал раньше, и сейчас не станет.

Ланселот воспользовался отсутствием друида и огляделся в его покоях с большим любопытством, чем обычно. Он подошёл к его столу, и прочёл выведенные красивым ровным почерком строки: «От Чаши Первой есть сиянье, оно отрава для тех, кто слаб. Дева в Золотой Короне из стенаний, укажет путь, но ты ей раб. От Чаши Ворона исходит хмарь, она сластит уста чужие. Искатель, облачённый серебром в печаль, её найдёт! И пусть он спрячет мысли злые…» (подробнее об этом в зарисовках канона)

Ланселот не понял, о чём здесь было написано, но не стал вдаваться в подробности, аккуратно развернул первый попавшийся свиток и несколько мгновений вглядывался в фиолетовую вязь странных символов. Пожав плечами, Ланселот отложил свиток, позаботившись, чтобы он лёг так, как прежде. Второй свиток представлял собой не то заметки, не выдержки из писем или дневника. Рыцарь пробежал записи глазами, но кроме описаний какого-то бала или пиршества (чернила были достаточно бледны), не нашёл ничего интересного. Перевернув же свиток, Ланселот обнаружил на нём название, начертанное косым почерком: «Confession de l'homme qui a tué son père»* («Исповедь человека, убившего своего отца»).

Рыцарь вернул его на место, сочтя, что речь здесь о каком-то историческом документе, в котором Ланселот не найдёт для себя ничего важного. Он оглядел ещё перья, стоявшие в специальной подставке на столе Мерлина – красивые, роскошные, всех мастей и тонкостей, всякой толщины и остроты.

Ланселот даже как-то расстроился, что в покоях друида, кроме непонятных свитков, чернильниц, перьев и флакончиков с разномастной гадостью не нашлось ничего интересного, волнующего. От скуки рыцарь подошёл к книжной полке и принялся изучать её. В основном названия были написаны символами, ему неизвестными, или языками, которых Ланселот не знал. Одна книга, впрочем, привлекла его внимание: «Полное древо великих домов Северного края».

Рыцарь огляделся – комната пустовала, значит, если вытащить…

С ранних лет Ланселот питал огромную страсть к изучению геральдики великих домов и генеалогических древ. Он знал по цветам и гербам, по лентам и ответвлениям едва ли не каждого рыцаря из знатного дома при дворе Артура. Вот и сейчас встало перед ним искушение…

-Так нельзя! – попытался он сам себя одёрнуть, но не смог отвести взгляда. Книга манила своей доступностью, близостью. – Но, с другой стороны, что может случиться? Кто узнает? Я только посмотрю на обложку, только и всего!

Ланселот ещё раз убедился, что комната пуста и потянул за краешек книгу, в самом деле, надеясь лишь увидеть обложку, но…

-Поставь на место! – приказал голос, незнакомый прежде рыцарю. Ланселот испуганно дёрнулся, выхватил меч, круто оборачиваясь и готовый к драке и замер. За столом Мерлина сидел, вольготно развалившись в кресле, словно бы на троне, молодой мужчина с характерными породными чертами древней крови. Облачённый в чёрный плащ, подбитый мехом, каким-то бешеным, острым, торчащим, мужчина изучал его – насмешливо глядя поверх бокала, наполненного кровавым вином. Знакомым Ланселоту по цвету…

Однажды Моргана напоила его таким. Гадость жуткая!

Ланселот хватанул ртом воздух, огляделся, пытаясь понять, как мужчина мог незаметно войти, если дверь жутко скрипела…или он был здесь, когда рыцарь вошёл? Пришёл к Мерлину? Но почему Ланселот его не заметил?

Рыцарь судорожно метнулся взглядом по комнате, пытаясь понять, где бы гость мог спрятаться и не смог найти толкового ответа. Зато взгляд его выцепил перевязь гербового вида на плаще его и холодный пот выступил на лбу рыцаря.

-Ваше величество? – неуверенно уточнил он, холодея от ужаса и осознания того, что принц Севера был свидетелем его, Ланселота, метаний по покоям друида.

-Тише, - попросил, усмехаясь, Мелеагант де Горр.

***

Больше всего Уриен боялся не тюрьмы, клетки и возможной казни, а того, что Моргана ввяжется за него. Впрочем, граф умел видеть то, что усиленно гнала она сама от себя. Очевидно было для Мори то, что Артур любит фею совсем не как король и как брат, и что он скорее

избавится от своей жены, чем навредит ей. Но какая-то досада, смешанная с гадливым «а вдруг?», не давала узнику есть и спать.

Он не беспокоился о себе. Он знал, на что шёл. С самого начала знал, как встретил Моргану. Только слепец не понял бы, что рядом с этой женщиной будет интересно, но недолго, и опасно будет…всегда, пожалуй. Уриен прекрасно понимал, что по этой лишь причине Моргана долго и отвергала его ухаживания, боясь причинить ему боль, навредить.

Глупая! Видеть её и знать, что не было даже крошечных и жалких моментов счастья – куда хуже, чем смерть и позор.

Уриен подумал об этом и ухмыльнулся собственному отражению в грязной, натёкшей с потолка луже – кажется, он начинал понимать Ланселота…к чему бы это?

-К дождю! – рассмеялся он сам себе, и расправил затёкшую руку, чтобы лечь удобнее.

Граф Уриен не жалел о том. Что поступил так с Кармелидом, единственное, сейчас он думал. Что его нужно было всё же убить. Хотя…может и не нужно. Сожаления не было. Не было и страха за собственную жизнь. Была только память, капающая с потолка вода, полумрак и давящий холод стен.

Уриен лежал на полу, вспоминая моменты из своей жизни, пытаясь подвести итог к ней, если всё кончится для него смертью. Он хотел понять, чего в жизни совершил больше – плохого или хорошего? Понять, что ждёт его за чертою жизни…

-Ваше величество, я буду предан вам и вашим землям, пока могу дышать, пусть моя кровь льётся для вашего счастья! – молодой Уриен Мори поднялся по знаку принца де Горра с колен и кивнул ему серьёзно, - это правда. Пусть Камелот стоит выше отдельных герцогств и земель, но я буду…

-Я знаю, - ответил Мелеагант и помрачнел. – Я всё знаю, Уриен.

Уриен поднял голову: шёпот или показалось? Показалось! Он лёг обратно на холодный пол и продолжил путешествие по воспоминаниям.

-Женился бы ты! – с укоризной качала головой мать, и Уриен вдруг вздрогнул, увидев, как она стала седа за последние годы. – Внуков бы увидеть, наследники!

-Да какие внуки, - Мори отмахивается, смеётся, стараясь скрыть сострадание к этой начинающей заговариваться женщине, ещё довольно молодой, но вдруг одряхлевшей ликом после смерти отца, - мама, подождут наследники.

Сейчас темнота камеры и точное осознание, что собственной семьи у него уже не будет.

-Маолас, какого чёрта? – Уриен Мори один из немногих, кто знает не одно имя принца де Горра. Принц же в ответ только смеётся, и прикладывает палец к губам:

-Я знаю, на что иду!

-Прости, друг мой, но ты безумен! – Уриен качает головой и отходит на шаг от принца, но знает, что уже через пару минут снова подойдёт к нему. Безумен тот, или нет – дело неважное.

Мелеагант выжидает, зная это наверняка, улыбается.

-Прости меня, - признаёт Уриен и протягивает руку к нему. – Друзья?

-Братья, - сообщает Мелеагант, и оба заходятся молодым и здоровым смехом.

Граф поднимает голову, следя взглядом за углом камеры – кажется, он услышал тот самый смех? Безумие! Невозможность!

-Это всё Мерлин! Это всё его проклятая…

-Я знаю, Мелеагант. Мы придумаем, как быть. Мы поднимем восстание, мы…

-Уже придумал. Ты пойдёшь к нему! Будешь докладывать.

-Что? Шпион? Мой друг, мой брат, даже ради тебя, я никогда не…

-Я не приказываю тебе. Я прошу, потому что больше не могу никому доверить этого! Ты можешь отказаться!

Можешь отказаться…на словах. На деле – Мелеагант подвёл его к тому, что отказаться нельзя. Как всегда. Но злости нет. Есть восхищение умом этого человека и мысль: «как он теперь будет без моих донесений?»

-Кто она?

-Моргана. Сестра короля. Оказывается, что Утер давным-давно соблазнил её мать и…ты меня слушаешь?

В тот вечер граф Уриен понял, что нашёл её – свою любовь и свою смерть в одном лице. В прекрасном лице, которое и сейчас видится так ясно, так живо, что, кажется, можно коснуться…

В памяти становится горячо. В памяти всплывают реки крови, пролитой его руками. Проплывают люди, отрезанные конечности и слышатся вопли, жарко, жарко…кожа нагревается, лопается, пахнет горелым мясом, но граф Уриен Мори знает, что мясо то – человеческое. И да…оно горит.

Война, проклятая война! Может быть, по этой причине его и тянет к Моргане? Она – война, воплощение её на земле.

Графа Уриена тошнит, когда ему кажется, что запах горелой плоти и кожи снова щекочет ему ноздри. Но смрад отступает и в ушах – звон цепей, металл – мечи. Граф облизывает пересохшие губы, но ему кажется, что он чувствует на них кровь. Ему кажется, что тысячи зубов – мелких, но острых впиваются в него одновременно, что кто-то щекочет его, издевается…

Граф Уриен Мори будто плывёт по кровавой воде, и будто бы проходит через перемалывающий организм, состоящий из тысяч и тысяч острых зубиков. Ему больно, но он не может понять – кричит ли он на самом деле?

Граф Уриен чувствует холодное касание к своей груди, осознаёт, что касание настоящее и открывает глаза, с тем, чтобы встретиться с уже знакомым ему взглядом.

-Лилиан? – шепчет он, не веря себе, и падает, наконец, в долгожданное беспамятство