Македонский и Асана

Дождь уже вторую неделю полоскал штандарты Македонского войска в непролазной грязи долины Реки Инд. Александр шёл впереди колонны и тащил за собой чумазую обессилевшую лошадь по кличке Аристотель. Наконец-то лес заканчивался, и войско вышло на широкое поле с сахарным тростником. Император приказал разбить лагерь, потому как грязь уже была по пояс, а тростник, должно быть, вкусный. У кого оставались силы - те рубили стебли мечами и тут же жевали, высасывая медово-сладкий сок, ну, а у кого их не было, те голодными засыпали на кожаных плащах-накидках, чтобы, может быть, уже не проснуться никогда. Александр снял свой знаменитый золотой, с кручёными бараньими рогами шлем и только хотел нарубить в него тростника, как мимо, по краю поля верхом на буйволе проезжает Крестьянин-Индус.

- Эй, любезный, - подозвал его Царь, - скажи на милость, где твоя деревня? - И Александр стал руками изображать много с крышами хижин, коров и домашнюю птицу.

Индус прикинулся дураком, будто бы ничего не понимает. Тогда его сволокли с буйвола и надавали по рёбрам. Индус плакал, но молчал, как местный партизан. Тогда Полководец решил пойти на военную хитрость: он повелел кнутом нахлестать буйвола и посмотреть, куда тот отправится. Буйвол завыл и побежал обратно в джунгли. Александр и его правая рука Генерал Парфенон трусцой отправились за ним.

Через пару полян, у небольшой протоки появилась деревня. Хижин двадцать-двадцать пять с ветхими бамбуковыми пристройками. Население попряталось от дождя и не высовывало носов. Перемахнув через невысокий плетёный забор, Александр с Генералом вошли в хижину без дверей и окон, но светлую от горящего очага, на котором стоял глиняный чан со вкусно пахнущим козлятиной пловом. У чана колдовала Молодая Индуска в жёлтом хлопковом платье с серебряными браслетами на руках, а на сермяжной подстилке в правом углу храпел какой-то тюфяк, по всей видимости, её супруг. Молодая Индуска сначала испугалась, но, разглядев таких грязных, но мужественных воинов, успокоилась. Хуже, чем хорошо, они всё равно ей не сделают. Тем более, что от этого пьяницы вообще никакого толку. Как запил ещё на прошлой неделе, так и валяется, с места не сдвинешь. Всю брагу тростниковую выжрал. Целую пальмовую бочку. Алкаш несчастный. Знала бы, что он будет хроническим, никогда бы отцу с матерью не дала согласия. Молодая Индуска не понимала, о чём говорят эти вооружённые люди, но сразу сообразила, что они, наверное, голодны и устали с дороги. Всё-таки на полушумерскосигхском языке допытались, что зовут красоту Асаной.

Плов оказался замечательным. Горячий, много мяса, лука, имбиря. И в связи с тем, что он был постным, воины сразу смахнули по большой чашке и попросили добавки. Тогда хозяйка, сообразив, что с таким аппетитом гостям не хватит одного чана, подлила в него рапсового масла, перемешала и наложила ещё. Наконец-то солдаты почувствовали, что они ещё что-то умеют чувствовать. Например, состояние человеческого достоинства. Ну, и мужского тоже. На каком-то международном языке всё же стали общаться. Например, узнали о том, что Асана припрятала от алкоголика мужа целый кувшин рисовой водки. Решили попробовать. Поначалу она показалась вонючей самогонкой, но, опустошив еще по одной пиале - понравилась,

- Асана, а что ты его терпишь, этого пьяницу? Выгнала бы его из дому давным-давно. Нашла бы себе мужика работящего. Наверное, по тебе вся деревня вздыхает. Если хочешь, мы его с собой в поход возьмём. Будет лошадей от грязи индийской отмывать, мечи точить, одежду штопать. Быстро пить отучим. Вот Генерал тоже в Македонии до Индийского Похода увлекался, а полазил со мной пару лет по джунглям - сразу отучился. Дурная привычка. Налей-ка ещё по пиале, больно уж сладкой водка оказалась.

Мужик на подстилке перевернулся, открыл глаза и не понял: что за наглые рожи запёрлись в его дом, да ещё и пьют, похоже что, водку, а его законная вековыми традициями жена с ними хохочет и любезничает. Он кое-как поднялся к столу. Его никто поначалу не заметил. Тогда Индус ухватил Генерала Парфенона за шиворот плаща и развернул к себе лицом. Назревал межнациональный конфликт. Александр вскочил на ноги и выхватил из ножен свой исторический меч с большим красным корундом на рукоятке.

Тут вмешалась Асана:

- Ребятки, только без драки, он пьяный сам не знает, что творит.

После того, как Генерал взял за химо Индуса и протряс его, как от грязи тростник, Александр смилостивился:

- Ты что, урод, не видишь, кто перед тобой стоит? Балбес! Перед тобой твой Император. Великий Полководец. Правитель половины Азии. А ты? Буйвол облезлый, скажи спасибо вот ей, а то бы я тебя на пальму повесил кверху ногами напротив термитника. Идиот.

Пока Генерал повёл Индуса на улицу освежить под дождём, Александр и Асана разговорились:

- Красивая ты. Может, со мной уйдёшь? Чего тебе в этой дыре торчать? Детей у тебя нет. Да и с этим придурком, похоже, не будет. А я тебя Царицей сделаю: одену в парчу и шелка, обвешаю бусами жемчужными, серьгами коралловыми, цепочками золотыми. Охранять тебя буду, кормить, любить.

- Понимаешь, Сашок, всё это увлекательно, но только где гарантии, что завтра ты не полюбишь другую и ей то же самое не наговоришь? Да и работенка у тебя рискованная. Сколько головы не руби, а своя тоже не железная. Если тебя убьют, какая моя участь? Рабство неминуемое.

Император ещё выпил, закусил солёной пшеничной лепешкой, погладил Асану по руке так нежно, что все ее серебряные браслеты затилинькали вечную музыку любви, которую исполняют на рассвете птицы, наверное, в любом уголке земли.

- Ну, что ж. Возможно, ты права. Не думаю, что я великий. Сил остаётся всё меньше, а врагов больше Вот сегодня ещё одного нажил. Случись нам встретиться с ним в бою, ведь он меня не пощадит. как и я его. Ну, а насчёт любви скажу так. Никто её не ведает. Длинная ли она, короткая, может, вечная. Никто не постиг. И чем больше мы пытаемся в ней разобраться, тем непонятнее она для нас. Потому что назначена любовь Богами не для того, чтобы о ней думать, а чтобы чувствовать. Пока она есть.

© Сергей Шиповник, роман "Экстракт любви", избранное.