Круговорот

Хоть режь его, хоть ешь его ломтями —
густейший зной стоит и росы тянет
из почвы.
И почти кипит июль.

На тёмный тис, на куст понтийской иглицы
и можжевельник на семи ветрах
из туч, рождённых морем, снег посыплется.
И те, кто причинял нам боль вчера,

То рыбья чешуя, то птичье оперенье,
то волокно руна и пряди ковыля —
несомый ветром пар не знает повторений.
Так дышат в небеса и море, и земля.

Так смутно, ни тьма и ни свет,
разлито сияние,
что чудятся тени карет
в Приятном Свидании,

Вздыхает юг, и влажное тепло
пропитывает меркнущие рощи.
С ветвей сползает лиственная плоть:
сопреть, истлеть. Туман идёт на ощупь,

На гладь морскую опершись лучами,
плавильня разлила широкий блик.
Из дымных облаков лучи торчали,
рисуя кроны, кровли, корабли.

В рыбные месяцы ловят на буквы "эр",
им на крючки наживив отварных креветок.
От сентября до апреля не-лето, и вот теперь
можно уже и вдоль моря брести одетой.

I
Нелепость смерти есть сарказм божеств:
Эсхилу ― черепаха, вши ― Гомеру,
Хрисиппу ― хохот от вина без меры.

Когда уже, кажется, лето сдано и потеряно,
кровавит шиповник, и медью трясёт держи-дерево,
и взмылены волны - их ветер ведёт под уздцы -
в степи, среди сизой полыни, с дождём оживающей,

Чем, Севастополь, ты зацепишь в этот раз,
когда кусает ветер в треснувшие губы?
Когда, царапая незащищённый глаз,
оскалят зубы парусов твои яхт-клубы?

То ли сладость последней малины,
языков облепихи рыжьё,
то ли солнце, пекущее спину
так, что клонит сомлеть в забытьё,

Каштановый, глубокий, влажный глаз:
зелёное пупырчатое веко,
дав трещину, открылось, и сейчас
дракон с мольбой глядит на человека.