Ада Эдлер

В тюрьме одиночества, грусть свою грея,
Забившись в углу, засыпает душа
И сон видит, будто она Галатея.
Пред ней, стоит юноша, еле дыша.

Мой друг, не стоит чувствами играть.
Пора признать, уж не ребенок вовсе.
Игрушкой редкою желаешь обладать.
Она наскучит вскоре, а что после?

Как часто женщин «ведьмами» зовут,
Презрительно бросая это слово.
Выносит приговор народный суд,
Оглашая наказание сурово.

Вот и закончился наш диалог,
В воздухе медленно тает ответ.
Ветер коварный пропел и умолк:
О том,что отправился друг на тот свет.

Прекрасная дева в тумане густом,
Манит красотою и голосом дивным.
Кажется чудным, младым божеством,
С улыбкой ребёнка и взглядом наивным.

Мчится дева-народ волнуется,
Образ лёгкости будоражит кровь,
Прохожие дивом любуются,
Молодых бойцов жалит ядом боль.

Лишь Эвридике пела семиструнная кифара,
Струились ноты из-под рук Орфея.
И лес шумел, как только пара
Влюбленных выходила на аллею.

Не эпатажем взгляды привлекают,
Не телом обнаженным, не игрой.
Конечно, красоту охотнее желают,
Но любят тех, кто с родственной душой.

Теряя медленно тепло,
Склонила роза голову уныло.
Глядит в замерзшее окно
На тех, кто как всегда проходит мимо.

В тот день, холодною весной
Нас приютил Ленинградский вокзал,
Лишь стрелки часов забирали покой...
Гудел безразлично зал...

Посыпал пеплом землю Хаос
Сжигая всё живое на пути.
Вон там,в углу, хрипит чуть слышно Радость
Её уже нам больше не спасти.

В минуты слабости, когда
Ты хочешь слышать тишину.
Тебе останется верна
Лишь осень, прилетевшая к окну.