Давыдову на приглашение ехать с ним морем на полуденный берег Крыма
Нельзя, мой толстый Аристип:
Хоть я люблю твои беседы,
Твой милый нрав, твой милый хрип,
Твой вкус и жирные обеды,
Нельзя, мой толстый Аристип:
Хоть я люблю твои беседы,
Твой милый нрав, твой милый хрип,
Твой вкус и жирные обеды,
Каждое чувство бывает понятней мне ночью, и каждый
Образ пугливо-немой дольше трепещет во мгле;
Самые звуки доступней, даже когда, неподвижен,
Книгу держу я в руках, сам пробегая в уме
Сновиденье,
Пробужденье,
Тает мгла
Как весною,
Природы баловень, как счастлив ты судьбой
Всем нравятся твой рост, и гордый облик твой,
И кудри пышные, беспечностью завиты,
И бледное чело, и нежные ланиты,
Сны и тени
Сновиденья,
В сумрак трепетно манящие,
Все ступени
Здравствуй, Вульф, приятель мой
Приезжай сюда зимой,
Да Языкова поэта
Затащи ко мне с собой
Раевский, молоденец прежний,
А там уже отважный сын,
И Пушкин, школьник неприлежный
Парнасских девственниц-богинь,
В последний раз, в сени уединенья,
Моим стихам внимает наш пенат
Лицейской жизни милый брат [1]Делю с тобой последние мгновенья
Прошли лета соединенья;
Не нужно, не нужно мне проблесков счастья,
Не нужно мне слова и взора участья,
Оставь и дозволь мне рыдать
К горячему снова прильнув изголовью,
Любимец ветреных Лаис,
Прелестный баловень Киприды —
Умей сносить, мой Адонис,
Ее минутные обиды
Когда сожмешь ты снова руку,
Которая тебе дарит
На скучный путь и на разлуку
Святую библию харит