О грустно мне!.. Вся жизнь моя — гроза!
Наскучил я обителью земною!
Зачем же вы горите предо мною,
Как райские лучи пред сатаною,
Вы — черные волшебные глаза?
Увы! давно печален, равнодушен,
Я привыкал к лихой моей судьбе,
Неистовый, безжалостный к себе,
Презрел ее в отчаянной борьбе
И гордо был несчастию послушен!..
Старинный раб мучительных страстей,
Я испытал их бремя роковое;
И буйный дух и сердце огневое —
Я всё убил в обманчивом покое,
Как лютый враг покоя и людей!
В моей тоске, в неволе безотрадной
Я не страдал, как робкая жена:
Меня несла противная волна,
Несла на смерть — и гибель не страшна
Казалась мне в пучине беспощадной.
И мрак небес, и гром, и черный вал
Любил встречать я с думою суровой,
И свисту бурь, под молнией багровой,
Внимать, как муж отважный и готовый
Испить до дна губительный фиал.
И, погрузясь в преступные сомненья
О цели бытия, судьбу кляня,
Я трепетал, чтоб истина меня,
Как яркий луч, внезапно осеня,
Не извлекла из тьмы ожесточенья.
Мне страшен был великий переход
От дерзких дум до света провиденья;
Я избегал невинного творенья,
Которое б могло, из сожаленья,
Моей душе дать выспренний полет.
И вдруг оно, как ангел благодатный...
О нет! как дух карающий и злой,
Светлее дня, явилось предо мной
С улыбкой роз, пылающих весной
На мураве долины ароматной.
Явилось... всё исчезло для меня:
Я позабыл в мучительной невзгоде
Мою любовь и ненависть к природе,
Безумный пыл к утраченной свободе
И всё, чем жил, дышал доселе я...
В ее очах алмазных и приветных
Увидел я с невольным торжеством
Земной эдем!.. Как будто существом
Других миров, как будто божеством
Исполнен был в мечтаниях заветных.
И дева-рай, и дева-красота
Лила мне в грудь невыразимым взором
Невинную любовь с таинственным укором,
И пела в ней душа небесным хором:
«Люби меня... и в очи и в уста
Лобзай меня, певец осиротелый,
Как мотылек лилею поутру!
Люби меня, как милую сестру,
И снова я и к небу и к добру
Направлю твой рассудок омертвелый!»
И этот звук разгаданных речей,
И эта песнь души ее прекрасной,
В восторге чувств и неги сладострастной,
Гремели в ней, волшебнице опасной,
Сверкали в зеркале ее очей!..
Напрасно я мой гений горделивый,
Мой злобный рок на помощь призывал:
Со мною он как друг изнемогал,
Как слабый враг пред мощным трепетал:
И я в цепях пред девою стыдливой.
В цепях!.. Творец!.. Бессильное дитя
Играет мной по воле безотчетной,
Казнит меня с улыбкой беззаботной,
И я, как раб, влачусь за ним охотно,
Всю жизнь мою страданью посвятя!..
Но кто она, прелестное созданье?
Кому любви беспечной и живой
Приносит дар, быть может, роковой?
Увы! где тот, кто девы молодой
Вопьет в себя невинное дыханье?..
Гроза и гром!.. Ужель мои уста
Произнесут убийственное слово?
Ужели всё в подсолнечной готово
Лишить меня прекрасного земного?..
Так! я лишен, лишен — и навсегда!..
Кто видел терн колючий и бесплодный
И рядом с ним роскошный виноград?
Когда ж и где равно их оценят
И на одной гряде соединят?
Цветет ли мирт в Лапландии холодной?
Вот жребий мой! Благие небеса!
Быть может, я достоин наказанья;
Но я с душой — могу ли без роптанья
Сносить мои жестокие страданья?
Забуду ль вас,— о черные глаза?
Забуду ль те бесценные мгновенья,
Когда с тобой как друг, наедине,
Как нежный друг, при солнце и луне
Я заводил беседы в тишине
И изнывал в тоске, без утешенья!
Когда между развалин и гробов
Блуждали мы с унылыми мечтами,
И вечный сон над мирными крестами,
И смерть, и жизнь летали перед нами,
И я искал покоя мертвецов,—
Тогда одной рассеянною думой
Питали мы знакомые сердца...
О, как близка могила от венца!
И что любовь — не прах ли мертвеца?..
И я склонял к могилам взор угрюмый.
И ты, бледна, с потупленной главой,
Следила ход мой, быстрый и неровный:
Ты шла за мной, под тению дубровной
Была со мной... и я наш мир духовный
Не променял на счастливый земной...
И сколько раз над нежной Элоизой
Я находил прекрасную в слезах,
Иль, затая дыханье на устах,
Во тьме ночной стерег ее в волнах,
Где иногда, под сумрачною ризой,
Бела, как снег, волшебные красы
Она струям зеркальным предавала,
А между тем стыдливо обнажала
И грудь и стан, и ветром развевало
И флер ее и черные власы...
Смертельный яд любви неотразимой
Меня терзал и медленно губил;
Мне снова мир, как прежде, опостыл...
Быть может... нет! мой час уже пробил,
Ужасный час, ничем не отвратимый!
Зачем гневить безумно небеса?
Ее уж нет!.. Она цветет и ныне...
Но где?.. Для чьей цветет она гордыни?
Чей фимиам курится для богини?..
Скажите мне,— о черные глаза!
