Памяти Герцеля

Он не угас, как древле Моисей,

на берегу земли обетованной:

он не довел до родины желанной

её вдали тоскующих детей:

он сжег себя и отдал жизнь святыне

и «не забыл тебя, Иерусалим». —

но не дошёл и пал ещё в пустыне,

и в лучший день родимой Палестине

мы только прах трибуна предадим.

И понял я загадку странных слов,

поведанных в Агаде Бен-Барханой, —

что погребён пустынею песчаной

не только род трусливых беглецов,

ничтожный род, рабы, в чей дух и спины

вожгла клеймо египетская плеть, —

но, кроме них, среди немой равнины

в сухом песке зарыты исполины,

их сердце — сталь, и тело их — как медь.

Да, понял я сказанье мудреца:

весь мир костями нашими усеяв,

не сорок лет, а сорок юбилеев

блуждаем мы в пустыне без конца:

и не раба, вскормленного бичами,

зарыли мы в сухой чужой земле:

то был титан с гранитными плечами,

то был орёл с орлиными очами,

с орлиною печалью на челе.

И был он горл и мощен и высок,

и зов его гремел, как звон металла,

и прогремел: во что бы то ни стало! —

И нас повёл вперёд и на восток,

и дивно пел о жизни, полной света,

в ином краю, свободном и своём,

и днём конца был день его расцвета.

и грянул гром. и песня не допета —

но за него мы песню допоём!

Пусть мы сгниём под муками ярма

и вихрь умчит клочки священной Торы:

пусть сыновья уйдут в ночные воры

и дочери в позорные дома,

и в мерзости наставниками людям

да станем мы в тот чёрный день и час,

когда тебя и песнь твою забудем

и посрамим погибшего за нас.

Твой голос был, как манна с облаков,

и без него томит нас скорбь и голод:

из рук твоих упал могучий молот,

но грянем мы в сто тысяч молотков,

и стихнет скорбь от их живого гула,

и голод наш умрёт среди разгула

и пиршества работы напролом.

Мы прогрызём утёсы на дороге,

мы проползём, где нам изменят ноги,

но, chaj ha Schem! — мы песню допоём.

Так в оны дни отец наш Израил

свой стан привёл к родимому порогу,

и преградил сам Бог ему дорогу

и бился с ним, но Иаков победил.

Грозою нас, как листья, разметало,

но мы твои потомки, богобор, —

мы победим во что бы то ни стало.

Пусть Божий меч на страже перевала,

но мы пройдём ему наперекор.

Спи, наш орёл, наш царственный трибун.

Настанет день — услышишь гул похода,

и скрип телег, и гром шагов народа,

и шум знамён, и звон весёлых струн.

И в этот день от Дана до Бер-Шевы

благословит спасителя народ,

и запоют свободные напевы,

и поведут в Сионе наши девы

перед твоей гробницей хоровод.