Когда германский рейх ещё в шортах бегал,
И Эльба стекала с обманчиво пухлых губ,
По устью её ходил пират Штёртебекер -
Гамбургский недоделанный Робин Гуд.
Жил бы он веком позже - двинул бы на Карибы,
А тут и жизнь - копейка, и казнь - тоска.
Команды свежевыпотрошенная рыба,
Да эшафота разделочная доска.
Город диктует свои законы.
Город похож на другой, знакомый,
Словно бы трещины на иконах
В новое складывались лицо.
Вот ты один и боишься слова,
Вот ты второй и боишься снова.
Город рисует меня, второго,
Лёгким стирающимся свинцом.
Дождь процарапывал линии на ботинках,
Штриховал десятки гравюроподобных лыб.
Оставалось всего два века до меццо-тинто
И, считай, рукой подать до сухой иглы.
Штёртебекер смотрел на неба сырую стену,
Шевелил губами, как будто что-то на ней прочёл.
"Помилуйте всех, - потребовал он, - мимо кого пройдёт моё тело
После того, как палач ударит мечом."
Город - что бабочка на плафоне.
Город рисует меня на фоне
Пряностей, сладостей, благовоний
В коконах джутовых паутин.
Ты говорила, что ты поможешь,
Задекларируешь, растаможишь,
Впрочем, я знаю, что ты не сможешь
Даже и метра со мной пройти.
Штёртебекер и при жизни-то был не лучше -
Караваны грабил и стариков пытал.
Но как масляные светильники, гасли лужи,
По которым шёл обезглавленный капитан.
За фонтаном крови город казался розов.
Кукушка в часах на ратуше подавилась своим "ку-ку".
Он успел пройти мимо одиннадцати матросов,
Пока палач не подставил ногу упёртому зомбаку.
Сколько же лет мы с тобой сюда шли,
Где не гадают: пошлёшь ли? дашь ли?
Профиль отточенный, карандаший -
Кисти не требующий эскиз.
Как Штёртебекер, сменивший славу
На сумасшедший посмертный слалом,
Город пробьёт по своим каналам
Плату безналом за мой безвиз.
Мы, как те моряки, омертвевшей душой хранимы.
Моя тень на офорте живее, чем я живой.
Слышишь шаги?
Это время проходит мимо,
Нас, идиотов, спасая, проходит мимо,
Словно пират с отрубленной головой.
