Опустели дачи. Отсырели спички.
На зрачок лиловый ходят электрички.
Холодеет небо, углубились дали.
Жарю ломти хлеба, грею цинандали.
Надеваю свитер, потому что ветер.
Кто-то вереск ночью инеем отметил,
Этим и ответил на мои вопросы —
Будут ли морозы просветлять откосы
Млечным снегопадом, веяньем оттуда,
Где ничто так рядом, как намек на чудо.
А покуда — прелесть сырости осенней.
Что за птицы спелись в золоте растений,
В охре и кармине на каштане конском!
Чуден блеск в камине, в подлинном, в эстонском,
Праздник обогрева — в карей корке древа,
Сохнет обувь справа, плащ распластан слева.
Деревом и глиной этот быт старинный
Дух ошеломляет в спальне и гостиной.
В чистоте кристальной, в нищете холстинной
Обладали тайной жизни длинной-длинной.
Думаю об этом вдалеке от дома,
Но не предавая ни аэродрома,
Ни строфы, ни строчки на скамье вокзала.
Я своей тетрадке только что сказала:
Сквозняки все чаще, проливни все больше,
Дыня стала слаще, а рябина горше.
От чего отвыкла, из чего возникла —
Это дуновенье будущего цикла,
Может, я ни слова не скажу к заглавью,
А над первой строчкой три звезды поставлю.
