Она готовила обеды
себе, стирала — для себя.
Она одна сносила беды,
под всеми ветрами скрипя.
В ее тоскливое оконце
едва просачивался свет, —
так мало требовали солнца
ее слепые сорок лет.
… И вечерами гасла рано
ее лампешка в сорок ватт.
И мне всегда казалось странным,
какзалось, кто-то виноват,
чтол вот на женщине прическа
не каждый день соблюдена,
что в рот воткнулась папироска,
что гаснет свет ее окна,
что я бы сам такое горе
не полюбил, не приласкал…
Ах, это море — жизни море,
и эти щепки возле скал.
1966
