Сонет Марине

За певчий бунт, за крестную судьбу,

по смертный миг плательщицу оброка,

да смуглый лоб, воскинутый высоко,

люблю Марину — Божию рабу.
Люблю Марину — Божия пророка

с грозой перстов, притиснутых ко лбу,

с петлей на шее, в нищенском гробу,

приявшу честь от родины и рока,
что в снах берез касалась горней грани,

чья длань щедра, а дух щедрее длани.

Ее тропа — дождем с моих висков,
ее зарей глаза мои моримы,

и мне в добро Аксаков и Лесков —

любимые прозаики Марины.1