3 мин
Слушать

Встреча

Меня еда арканом окружила,

Она встает эпической угрозой,

И круг ее неразрушим и страшен,

Испарина подернула ее...

И в этот день в Одессе на базаре

Я заблудился в грудах помидоров,

Я средь арбузов не нашел дороги,

Черешни завели меня в тупик,

Меня стена творожная обстала,

Стекая сывороткой на булыжник,

И ноздреватые обрывы сыра

Грозят меня обвалом раздавить.

Еще - на градус выше - и ударит

Из бочек масло раскаленной жижей

И, набухая желтыми прыщами,

Обдаст каменья - и зальет меня.

И синемордая тупая брюква,

И крысья, узкорылая морковь,

Капуста в буклях, репа, над которой

Султаном подымается ботва,

Вокруг меня, кругом, неумолимо

Навалены в корзины и телеги,

Раскиданы по грязи и мешкам.

И как вожди съедобных батальонов,

Как памятники пьянству и обжорству,

Обмазанные сукровицей солнца,

Поставлены хозяева еды.

И я один среди враждебной стаи

Людей, забронированных едою,

Потеющих под солнцем Хаджи-бея

Чистейшим жиром, жарким, как смола.

И я мечусь средь животов огромных,

Среди грудей, округлых, как бочонки,

Среди зрачков, в которых отразились

Капуста, брюква, репа и морковь.

Я одинок. Одесское, густое,

Большое солнце надо мною встало,

Вгоняя в землю, в травы и телеги

Колючие отвесные лучи.

И я свищу в отчаянье, и песня

В три россыпи и в два удара вьется

Бездомным жаворонком над толпой.

И вдруг петух, неистовый и звонкий,

Мне отвечает из-за груды пищи,

Петух - неисправимый горлопан,

Орущий в дни восстаний и сражений.

Оглядываюсь - это он, конечно,

Мой старый друг, мой Ламме, мой товарищ,

Он здесь, он выведет меня отсюда

К моим давно потерянным друзьям!
Он толще всех, он больше всех потеет;

Промокла полосатая рубаха,

И брюхо, выпирающее грозно,

Колышется над пыльной мостовой.

Его лицо багровое, как солнце,

Расцвечено румянами духовки,

И молодость древнейшая играет

На неумело выбритых щеках.

Мой старый друг, мой неуклюжий Ламме,

Ты так же толст и так же беззаботен,

И тот же подбородок четверной

Твое лицо, как прежде, украшает.

Мы переходим рыночную площадь,

Мы огибаем рыбные ряды,

Мы к погребу идем, где на дверях

Отбита надпись кистью и линейкой:

"Пивная госзаводов Пищетрест".

Так мы сидим над мраморным квадратом,

Над пивом и над раками - и каждый

Пунцовый рак, как рыцарь в красных латах,

Как Дон-Кихот, бессилен и усат.

Я говорю, я жалуюсь. А Ламме

Качает головой, выламывает

Клешни у рака, чмокает губами,

Прихлебывает пиво и глядит

В окно, где проплывает по стеклу

Одесское просоленное солнце,

И ветер с моря подымает мусор

И столбики кружит по мостовой.

Все выпито, все съедено. На блюде

Лежит опустошенная броня

И кардинальская тиара рака.

И Ламме говорит: "Давно пора

С тобой потолковать! Ты ослабел,

И желчь твоя разлилась от безделья,

И взгляд твой мрачен, и язык остер.

Ты ищешь нас,- а мы везде и всюду,

Нас множество, мы бродим по лесам,

Мы направляем лошадь селянина,

Мы раздуваем в кузницах горнило,

Мы с школярами заодно зубрим.

Нас много, мы раскиданы повсюду,

И если не певцу, кому ж еще

Рассказывать о радости минувшей

И к радости грядущей призывать?

Пока плывет над этой мостовой

Тяжелое просоленное солнце,

Пока вода прохладна по утрам,

И кровь свежа, и птицы не умолкли,-

Тиль Уленшпигель бродит по земле".
И вдруг за дверью раздается свист

И россыпь жаворонка полевого.

И Ламме опрокидывает стол,

Вытягивает шею - и протяжно

Выкрикивает песню петуха.

И дверь приотворяется слегка,

Лицо выглядывает молодое,

Покрытое веснушками, и губы

В улыбку раздвигаются, и нас

Оглядывают с хитрою усмешкой

Лукавые и ясные глаза.

. . . . . . . . . . . . . .

Я Тиля Уленшпигеля пою!

0
0
Подарок

Эдуард Багрицкий

Стихи Эдуарда Багрицкого. (настоящая фамилия — Дзю́бин, Дзюбан; 22 октября (3 ноября) 1895 — 16 февраля 1934) — русский поэт «Серебряного века»,…
Комментарии
Вам нужно войти , чтобы оставить комментарий
Сегодня читают
Ryfma
Ryfma - это социальная сеть для публикации книг, стихов и прозы, для общения писателей и читателей. Публикуй стихи и прозу бесплатно.