Когда я был маленький, мы каждый день учились, только по воскресеньям и по праздникам ходили гулять и играли с братьями.
Один раз батюшка сказал:
— Надо старшим детям учиться ездить верхом.
Послать их в манеж.
Я был меньше всех братьев и спросил:
— А мне можно учиться?
Батюшка сказал:
— Ты упадешь.
Я стал просить его, чтоб меня тоже учили, и чуть не заплакал.
Батюшка сказал:
— Ну, хорошо, и тебя тоже.
Только смотри не плачь, когда упадешь.
Кто ни разу не упадет с лошади, не выучиться верхом ездить.
Когда пришла середа, нас троих повезли в манеж.
Мы вошли на большое крыльцо, а с большого крыльца прошли на маленькое крылечко.
А под крылечком была очень большая комната.
В комнате вместо пола был песок.
И по этой комнате ездили верхом господа и барыни и такие же мальчики, как мы.
Это и был манеж.
В манеже было не совсем светло и пахло лошадьми, и слышно было, как хлопают бичами, кричат на лошадей и лошади стучат копытами о деревянные стены.
Я сначала испугался и не мог ничего рассмотреть.
Потом наш дядька [крепостной, приставленный для ухода и надзора за мальчиком.
В помещичьих семьях мальчики лет с пяти-шести переходили от няньки к дядьке.] позвал берейтора [обучающий верховой езде и выезжающий верховых лошадей.] и сказал:
— Вот этим мальчикам дайте лошадей, они будут учиться ездить верхом.
Берейтор сказал:
— Хорошо.
Потом он посмотрел на меня и сказал:
— Этот мал очень.
А дядька сказал:
— Он обещает не плакать, когда упадет.
Берейтор засмеялся и ушел.
Потом привели трех оседланных лошадей: мы сняли шинели и сошли по лестнице вниз в манеж, берейтор держал лошадь за корду,[веревка для того, чтобы по кругу гонять лошадей.] а братья ездили кругом него.
Сначала они ездили шагом, потом рысью.
Потом привели маленькую лошадку.
Она была рыжая, и хвост у нее был обрезан.
Ее звали Червончик.
Берейтор засмеялся и сказал мне:
— Ну, кавалер, садитесь.
Я и радовался, и боялся, и старался сделать, чтоб никто этого не заметил.
Я долго старался попасть ногою в стремя, но никак не мог, потому что я был слишком мал.
Тогда берейтор поднял меня на руки и посадил.
Он сказал:
— Не тяжел барин, — унта два, больше не будет.
Он сначала держал меня за руку, но я видел, что братьев не держали, и просил, чтобы меня пустили.
Он сказал:
— А не боитесь?
Я очень боялся, но сказал, что не боюсь.
Боялся я больше оттого, что Червончик все поджимал уши.
Я думал, что он на меня сердится.
Берейтор сказал:
— Ну, смотрите ж, не падайте! — и пустил меня.
Сначала Червончик ходил шагом, и я держался прямо.
Но седло было скользкое, и я боялся свернуться.
Берейтор меня спросил:
— Ну, что, утвердились?
Я ему сказал:
— Утвердился.
— Ну, теперь рысцой! — и берейтор защелкал языком.
Червончик побежал маленькой рысью, и меня стало подкидывать.
Но я все молчал и старался не свернуться на бок.
Берейтор меня похвалил:
— Ай да кавалер, хорошо!
Я был этому очень рад.
В это время к берейтору подошел его товарищ и стал с ним разговаривать, и берейтор перестал смотреть на меня.
Только вдруг я почувствовал, что я свернулся немножко на бок с седла.
Я хотел поправиться, но никак не мог.
Я хотел закричать берейтору, что он остановил; но думал, что будет стыдно, если я это сделаю, и молчал.
Червончик все бежал рысью, и я еще больше сбился на бок.
Я посмотрел на берейтора и думал, что он поможет мне; а он все разговаривал с своим товарищем и, не глядя на меня, приговаривал:
— Молодец, кавалер!
Я уже совсем был на боку и очень испугался.
Я думал, что я пропал.
Но кричать мне стыдно было.
Червончик тряхнул меня еще раз, я совсем соскользнул и упал на землю.
Тогда Червончик остановился, берейтор оглянулся и увидал, что на Червончике меня нет.
Он сказал:
— Вот-те на!
Свалился кавалер мой, — и подошел ко мне.
Когда я ему сказал, что не ушибся, он засмеялся и сказал:
— Детское тело мягкое.
А мне хотелось плакать.
Я попросил, чтобы меня опять посадили; и меня посадили.
И я уже больше не падал.
Так мы ездили в манеже два раза в неделю, и я скоро выучился ездить хорошо и ничего не боялся.
