Недолго бабушка лежала не дыша.
Она попала сразу прямо в ад –
я видел, как разверзлись кирпичи,
и гроб ее, подземным пламенем объят,
рванулся, как тротиловый снаряд,
и сотни бабочек взлетели из печи.
Из крематория я долго шел пешком
с заходом в магазин «Народная семья»,
стегая совести дразнящим ремешком
восторг по поводу свободного жилья.
Гляжу – у двери рядом с мусорным мешком
зачиллил бомж среди отбросов и тряпья
и, окликая именем чужим,
– Володя, – говорит, – (а я Антон)
ты нарушал общественный режим,
спайсы курил, а это моветон,
теперь добро пожаловать в бомжи:
садись со мною рядом на картон.
Я сделал вид, что я тут ни при чем.
В замок вставляя ключ, стоял спиной.
Но дверь не смог открыть своим ключом.
Ее открыли изнутри: передо мной
с хозяйским видом – морды кирпичом –
семья чужая выросла стеной:
мужик с женой, за ними – сыновья,
две бабки, дочь-подросток с ДЦП
глядели молча исподлобья. Ну а я
тупил на трэш у них в своем шкафу-купе.
– Так это вы и есть – народная семья?
Папаша злобно буркнул:
– Полюбэ.
Я будто что-то потерял или забыл.
Сам для себя я стал бегущею строкой.
Я текст не догонял, но с ужасом вкурил,
что больше не было ни улицы такой,
ни дома, ни друзей и ни знакомых рыл.
И город тоже был фактически другой.
Я затусил с бомжом по имени Вован.
Мы шли за «Роллтоном» в «Народную семью».
И он, разворовшив свой грязный пакаван,
дает мне книгу про какую-то хуйню –
про что не понял. В этом я профан.
Поэтому я молча взял и не гоню.
На книге был портрет какого-то хмыря.
Так он насчет него мне ездил по ушам –
мол, это он, Вован. А мне до фонаря,
тем паче у бомжа давно потек крышак.
Отсутствует совсем, точнее говоря,
хоть он и не торчок и даже не дышак.
Но с автором, конечно, сходство налицо:
одутловатый дед – увы, не андрогин.
Но в старости и так все на одно лицо.
Наверное, я тоже стану вот таким
хвастливым петухом, который снес яйцо,
и мегаантисексуальным, как пингвин.
Когда я книгу эту страшную открыл,
оттуда вылетели бабочки толпой.
Едва отбился я от бабочкиных крыл,
зато прочел, кто я теперь такой:
все это время я с собой тусил и говорил:
я стал и тот старик, и парень, но другой.
И на обложке этой книги мой портрет –
походу книга, значит, стало быть, моя,
пусть и написанная около ста лет
назад, и бомж Вован – безумный нищий дед,
живущий у пухто «Народная семья» –
все это я один, все это тоже я.
Еще я педофил, маньяк и пидораст,
зато в своей среде я главный графоман.
Пусть наш с Набоковым разительный контраст
подчеркивает киберпанковский роман.
Я автор книги «Приглашение на каст»,
антиутопии про хронопартизан.
Я помню вкус бухла Агдам и Солнцедар
и съемную тоску стандартного жилья,
мой храм – где раздают просроченный товар,
отечество мое – народная семья.
Я написал романы «ПНИ» и «Скипидар».
Нажопов – новая фамилия моя.
