В некотором селе жили два соседа:
Иван Богатый да Иван Бедный.
Богатого величали "сударем" и
Семенычем", а бедного - просто Иваном, а иногда и Ивашкой.
Оба были хорошие люди, а Иван Богатый - даже отличный.
Как есть во всей форме филантроп.
Сам ценностей не производил, но о распределении богатств очень благородно мыслил.
Это, говорит, с моей стороны лепта.
Другой, говорит, и ценностей не производит, да и мыслит неблагородно - это уж свинство.
А я еще ничего".
А Иван Бедный о распределении богатств совсем не мыслил (недосужно ему было), но, взамен того, производил ценности.
И тоже говорил:
Это с моей стороны лепта".
Сойдутся они вечером под праздник, когда и бедным, и богатым - всем досужно, сядут на лавочку перед хоромами Ивана Богатого и начнут калякать.
- У тебя завтра с чем щи? - спросит Иван Богатый.
- С пустом, - ответит Иван Бедный.
- А у меня с убоиной.
Зевнет Иван Богатый, рот перекрестит, взглянет на Бедного Ивана, и жаль ему станет.
- Чудно на свете деется, - молвит он, - который человек постоянно в трудах находится, у того по праздникам пустые щи на столе; а который при полезном досуге состоит - у того и в будни щи с убоиной.
С чего бы это?
- И я давно думаю:
С чего бы это?" - да недосуг раздумывать-то мне.
Только начну думать, ан в лес за дровами ехать надобно; привез дров - смотришь, навоз возить или с сохой выезжать пора пришла.
Так, между делом, мысли-то и уходят.
- Надо бы, однако, нам это дело рассудить.
- И я говорю: надо бы.
Зевнет и Иван Бедный с своей стороны, перекрестит рот, пойдет спать и во сне завтрашние пустые щи видит.
А на другой день проснется - смотрит,
Иван Богатый сюрприз ему приготовил: убоины, ради праздника, во щи прислал.
В следующий предпраздничный канун опять сойдутся соседи и опять за старую материю примутся.
- Веришь ли, - молвит Иван Богатый, - и наяву, и во сне только одно я и вижу: сколь много ты против меня обижен!
- И на этом спасибо, - ответит Иван Бедный.
- Хоть и я благородными мыслями немалую пользу обществу приношу, однако ведь ты... не выйди-ка ты вовремя с сохой - пожалуй, и без хлеба пришлось бы насидеться.
Так ли я говорю?
- Это так точно.
Только не выехать-то мне нельзя, потому что в этом случае я первый с голоду пропаду.
- Правда твоя: хитро эта механика устроена.
Однако ты не думай, что я ее одобряю, - ни боже мой!
Я только об одном и тужу:
Господи! как бы так сделать, чтобы Ивану Бедному хорошо было?!
Чтобы и я - свою порцию, и он - свою порцию".
- И на этом, сударь, спасибо, что беспокоитесь.
Это, действительно, что кабы не добродетель ваша - сидеть бы мне праздник на тюре на одной...
- Что ты! что ты! разве я об том!
Ты об этом забудь, а я вот об чем.
Сколько раз я решался:
Пойду, мол, и отдам пол-имения нищим!" И отдавал.
И что же!
Сегодня я отдал пол-имения, а назавтра проснусь - у меня, вместо убылой-то половины, целых три четверти опять объявилось.
- Значит, с процентом...
- Ничего, братец, не поделаешь.
Я - от денег, а деньги - ко мне.
Я бедному пригоршню, а мне, вместо одной-то, неведомо откуда, две.
Вот ведь чудо какое!
Наговорятся и начнут позевывать.
А между разговором Иван Богатый все-таки думу думает:
Что бы такое сделать, чтобы завтра у Ивана Бедного щи с убоиной были?" Думает-думает, да и выдумает.
- Слушай-ка, миляга! - скажет, - теперь уж недолго и до ночи осталось, сходи-ка ко мне в огород грядку вскопать.
Ты шутя часок лопатой поковыряешь, а я тебя, по силе возможности, награжу, - словно бы ты и взаправду работал.
И действительно, поиграет лопатой Иван Бедный часок-другой, а завтра он с праздником, словно бы и "взаправду поработал".
Долго ли, коротко ли соседи таким манером калякали, только под конец так у Ивана Богатого сердце раскипелось, что и взаправду невтерпеж ему стало.
Пойду, говорит, к самому Набольшему, паду перед ним и скажу:
Ты у нас око царево! ты здесь решишь и вяжешь, караешь и милуешь!
Повели нас с Иваном Бедным в одну версту поверстать.
Чтобы с него рекрут - и с меня рекрут, с него подвода - и с меня подвода, с его десятины грош - и с моей десятины грош.
А души чтобы и его, и моя от акциза одинаково свободны были!"
И как сказал, так и сделал.
Пришел к Набольшему, пал перед ним и объяснил свое горе.
И Набольший за это Ивана Богатого похвалил.
Сказал ему:
Исполать тебе, добру молодцу, за то, что соседа своего,
Ивашку Бедного, не забываешь.
Нет для начальства приятнее, как ежели государевы подданные в добром согласии и во взаимном радении живут, и нет того зла злее, как ежели они в сваре, в ненависти и в доносах друг на дружку время проводят!" Сказал это Набольший и, на свой страх, повелел своим помощникам, чтобы, в виде опыта, обоим Иванам суд равный был, и дани равные, а того бы, как прежде было: один тяготы несет, а другой песенки поет - впредь чтобы не было.
Воротился Иван Богатый в свое село, земли под собою от радости не слышит.
- Вот, друг сердешный, - говорит он Ивану Бедному, - своротил я, по милости начальнической, с души моей камень тяжелый!
Теперь уж мне супротив тебя, в виде опыта, никакой вольготы не будет.
С тебя рекрут - и с меня рекрут, с тебя подвода - и с меня подвода, с твоей десятины грош - и с моей грош.
Не успеешь и ты оглянуться, как у тебя от одной этой поровенки во щах ежедень убоина будет!
Сказал это Иван Богатый, а сам, в надежде славы и добра, уехал на теплые воды, где года два сряду и находился при полезном досуге.
Был в Вестфалии - ел вестфальскую ветчину; был в Страсбурге - ел страсбургские пироги; в Бордо был - пил бордоское вино; наконец приехал в Париж - все вообще пил и ел.
Словом сказать, так весело прожил, что насилу ноги унес.
И все время об Иване Бедном думал:
То-то он теперь, после поровенки-то, за обе щеки уписывает!"
А Иван Бедный между тем в трудах жил.
Сегодня вспашет полосу, а завтра заборонует; сегодня скосит осьминник, а завтра, коли бог ведрушко даст, сено сушить принимается.
В кабак и дорогу позабыл, потому знает, что кабак - это погибель его.
И супруга его,
Марья Ивановна, заодно с ним трудится: и жнет, и боронует, и сено трясет, и дрова колет.
И детушки у них подросли - и те так и рвутся хоть с эстолько поработать.
Словом сказать, вся семья с утра до ночи словно в котле кипит, и все-таки пустые щи не сходят у нее со стола.
А с тех пор, как Иван Богатый из села уехал, так даже и по праздникам сюрпризов Иван Бедный не видит.
- Незадача нам, - говорит бедняга жене, - вот и сравняли меня, в виде опыта, в тягостях с Иваном Богатым, а мы все при прежнем интересе находимся.
Живем богато, со двора покато; чего ни хватись, да всем в люди покатись.
Так и ахнул Иван Богатый, как увидел соседа в прежней бедности.
Признаться сказать, первою его мыслью было, что Ивашка в кабак прибытки свои таскает.
Неужели он так закоренел? неужели он неисправим?" - восклицал он в глубоком огорчении.
Однако Ивану Бедному не стоило никакого труда доказать, что у него не только на вино, но и на соль не всегда прибытков достаточно.
А что он не мот, не расточитель, а хозяин радетельный, так и тому доказательства были налицо.
Показал Иван Бедный свой хозяйственный инвентарь, и все оказалось в целости, в том самом виде, в каком было до отъезда богатого соседа на теплые воды.
Лошадь гнедая покалеченная - 1; корова бурая, с подпалиной - 1; овца - 1; телега, соха, борона.
Даже старые дровнишки - и те прислонены к забору стоят, хотя, по летнему времени, надобности в них нет и, стало быть, можно было бы, без ущерба для хозяйства, их в кабаке заложить.
Затем осмотрели и избу - и там все налицо, только с крыши местами солома повыдергана; но и это произошло оттого, что позапрошлой весной кормов недостало, так из прелой соломы резку для скота готовили.
Словом сказать, не оказалось ни единого факта, который обвинял бы Ивана Бедного в разврате или в мотовстве.
Это был коренной, задавленный русский мужик, который напрягал все усилия, чтобы осуществить все свое право на жизнь, но, по какому-то горькому недоразумению, осуществлял его лишь в самой недостаточной степени.
- Господи! да с чего ж это? - тужил Иван Богатый, - вот и поравняли нас с тобой, и права у нас одни, и дани равные платим, и все-таки пользы для тебя не предвидится - с чего бы?
- Я и сам думаю:
С чего бы?" - уныло откликнулся Иван Бедный.
Стал Иван Богатый умом раскидывать и, разумеется, нашел причину.
Оттого, мол, так выходит, что у нас нет ни общественного, ни частного почина.
Общество - равнодушное; частные люди - всякий об себе промышляет; правители же хоть и напрягают силы, но вотще.
Стало быть, прежде всего надо общество подбодрить.
Сказано - сделано.
Собрал Иван Семеныч Богатый на селе сходку и в присутствии всех домохозяев произнес блестящую речь о пользе общественного и частного почина...
Говорил пространно, рассыпчато и вразумительно, словно бисер перед свиньями метал; доказывал примерами, что только те общества представляют залог преуспеяния и живучести, кои сами о себе промыслить умеют; те же, кои предоставляют событиям совершаться помимо общественного участия, те сами себя зараньше обрекают на постепенное вымирание и конечную погибель.
Словом сказать, все, что в Азбуке-копейке вычитал, все так и выложил перед слушателями.
Результат превзошел все ожидания.
Посадские люди не только прозрели, но и прониклись самосознанием.
Никогда не испытывали они такого горячего наплыва разнообразнейших ощущений.
Казалось, к ним внезапно подкралась давно желанная, но почему-то и где-то задерживавшаяся жизненная волна, которая высоко-высоко подняла на себе этот темный люд.
Толпа ликовала, наслаждаясь своим прозрением;
Ивана Богатого чествовали, называли героем.
И в заключение единогласно постановили приговор: 1) кабак закрыть навсегда; 2) положить основание самопомощи, учредив Общество Доброхотной Копейки.
В тот же день, по числу приписанных к селу душ, в кассу общества поступило две тысячи двадцать три копейки, а Иван Богатый, сверх того, пожертвовал неимущим сто экземпляров Азбуки-копейки, сказав:
Читайте, други! тут все есть, что для вас нужно!"
Опять уехал Иван Богатый на теплые воды, и опять остался Иван Бедный при полезных трудах, которые на сей раз, благодаря новым условиям самопомощи и содействию Азбуки-копейки, несомненно должны были принести плод сторицею.
Прошел год, прошел другой.
Ел ли в течение этого времени Иван Богатый в Вестфалии вестфальскую ветчину, а в Страсбурге - страсбургские пироги, достоверно сказать не умею.
Но знаю, что когда он, по окончании срока, воротился домой, то в полном смысле слова обомлел.
Иван Бедный сидел в развалившейся лачуге, худой, отощалый; на столе стояла чашка с тюрей, в которую Марья Ивановна, по случаю праздника, подлила, для запаха, ложку конопляного масла.
Детушки обсели кругом стола и торопились есть, как бы опасаясь, чтоб не пришел чужак и не потребовал сиротской доли.
- С чего бы это? - с горечью, почти с безнадежностью, воскликнул Иван Богатый.
- И я говорю:
С чего бы это?" - по привычке отозвался Иван Бедный.
Опять начались предпраздничные собеседования на лавочке перед хоромами Ивана Богатого; но как ни всесторонне рассматривали собеседники удручавший их вопрос, ничего из этих рассмотрении не вышло.
Думал было сначала Иван Богатый, что оттого это происходит, что не дозрели мы; но, рассудив, убедился, что есть пирог с начинкою - вовсе не такая трудная наука, чтоб для нее был необходим аттестат зрелости.
Попробовал было он поглубже копнуть, но с первого же абцуга такие пугала из глубины повыскакали, что он сейчас же дал себе зарок - никогда ни до чего не докапываться.
Наконец решились на последнее средство: обратиться за разъяснением к местному мудрецу и филозофу Ивану Простофиле.
Простофиля был коренной сельчанин, колченогий горбун, который, по случаю убожества, ценностей не производил, а питался тем, что круглый год в кусочки ходил.
Но в селе про него говорили, что он умен, как поп Семен, и он вполне оправдывал эту репутацию.
Никто лучше его не умел на бобах развести и чудеса в решете показать.
Посулит Простофиля красного петуха - глядь, ан петух уж где-нибудь на крыше крыльями хлопает; посулит град с голубиное яйцо - глядь, ан от града с поля уж ополоумевшее стадо бежит.
Все его боялись, а когда под окном раздавался стук его нищенской клюки, то хозяйка-стряпуха торопилась как можно скорее подать ему лучший кусок.
И на этот раз Простофиля вполне оправдал свою репутацию прозорливца.
Как только Иван Богатый изложил пред ним обстоятельства дела и затем предложил вопрос:
С чего бы?" - Простофиля тотчас же, нимало не задумываясь, ответил:
- Оттого, что в планту так значится.
Иван Бедный, по-видимому, сразу понял Простофилину речь и безнадежно покачал головой.
Но Богатый Иван решительно недоумевал.
- Плант такой есть, - пояснил Простофиля, отчетливо произнося каждое слово и как бы наслаждаясь собственным прозорливством, - и в оном планту значится: живет Иван Бедный на распутий, а жилище у него не то изба, не то решето дырявое.
Вот богачество-то и течет все мимо да скрозь, потому задержки себе не видит.
А ты.
Богатый Иван, живешь у самого стека, куда со всех сторон ручьи бегут.
Хоромы у тебя просторные, справные, частоколы кругом выведены крепкие.
Притекут к твоему жительству ручьи с богачеством - тут и застрянут.
И ежели ты, к примеру, вчера пол-имения роздал, то сегодня к тебе на смену целых три четверти привалило.
Ты - от денег, а деньги - к тебе.
Под какой куст ты ни заглянешь, везде богачество лежит.
Вот он каков, этот плант.
И сколько вы промеж себя ни калякайте, сколько ни раскидывайте умом - ничего не выдумаете, покуда в оном планту так значится.
