Прибой курчавился у скал, —
Протяжен, пенен, пышен, звонок…
Мне Вашу дачу указал —
Ребенок.Невольно замедляя шаг
— Идти смелей как бы не вправе —
Я шла, прислушиваясь, как
Скрежещет гравий.Скрип проезжающей арбы
Без паруса. — Сквозь плющ зеленый
Блеснули белые столбы
Балкона.Была такая тишина,
Как только в полдень и в июле.
Я помню: Вы лежали на
Плетеном стуле.Ах, не оценят — мир так груб! —
Пленительную Вашу позу.
Я помню: Вы у самых губ
Держали розу.Не подымая головы,
И тем подчеркивая скуку —
О, этот жест, которым Вы
Мне дали руку.Великолепные глаза
Кто скажет — отчего — прищуря,
Вы знали — кто сейчас гроза
В моей лазури.От солнца или от жары —
Весь сад казался мне янтарен,
Татарин продавал чадры,
Ушел татарин… Ваш рот, надменен и влекущ,
Был сжат — и было все понятно.
И солнце сквозь тяжелый плющ
Бросало пятна.Все помню: на краю шэз-лонг
Соломенную Вашу шляпу,
Пронзительно звенящий гонг,
И запахТяжелых, переспелых роз
И складки в парусинных шторах,
Беседу наших папирос
И шорох, С которым Вы, властитель дум,
На розу стряхивали пепел.
— Безукоризненный костюм
Был светел.28 июня 1914
