Певец, возлюбленный богами,
Афинян вождь, краса и честь,
Тягчим преклонными годами,
Едва смогал их бремя несть.
Сто лет он жил для муз и славы,
Сто лет сограждан восхищал,
Когда в «Эдипе» им уставы
Судьбы таинственной вещал.
Но кто прозреть свою судьбину
Возмог, рождённый от жены?
Вотще был труд Лаия сыну
Бежать от роковой вины:
Тут оскудел на ум и силу,
Загадку Сфинкса разрешив;
И мог едва сыскать могилу
Далече от родимых Фив.
И ты, дщерями Мнемозины
С пелен взлелеянный певец,
Кому в восторге чувств Афины
Победный отдали венец!
Когда великого Эсхила
Превысил, юноша! в борьбе,
Тогда душа не возвестила,
Что, старцу, суждено тебе.
Прекрасна жизнь в весеннем цвете,
В довольстве здравия и сил;
Но старцу горько жить на свете:
Друзья его во тьме могил;
Младым — родства с ним тяжки узы;
Оставлен всеми, он один.
Блажен, когда хоть вы, о музы!
Его не презрите седин.
Молвы несчетными устами
Разносится в Афинах глас:
«Софокл ведется в суд сынами.
В нем огнь божественный угас,
В нем разум омрачили лета;
Он сам себе и детям враг;
И суд творить чины совета
Сбираются в Ареопаг».
И как весной разлиты волны
На берег низменный текут,
Так шумны, любопытства полны,
Толпы по стогнам в суд бегут.
На игры Вакховы во младость
Он прежде так их тьмами влек;
А ныне уж безумьем в радость
Для них великий человек.
Судьи Софокла вопросили.
Он им: «Какой я дам ответ,
Когда все чувства изменили
И слов в устах почти уж нет?
Но да спасусь от укоризны,
Дозвольте мой последний труд,
Ко прославленью лишь отчизны
Подъятый мной, отдать на суд.
Того ж „Эдипа“, коим прежде
Здесь плющ наградный добывал,
На силу прежнюю в надежде
Ещё представить вам желал:
Как, изгнанный из Фив сынами,
В Афинах он почил от бед
И, смертью примирен с богами,
Нам прах оставил для побед».
Сказал… и смолк; разумным словом
Старейшины удивлены,
И о труде не зная новом,
Склонили робко взор сыны.
Народ воздвигся и взывает:
«Читай, читай стихов своих!»
И старец свиток раскрывает,
И, вновь воссев, народ утих.
«Слепец Эдип и Антигона,
Граждане! в лес святый взошли,
Где ублажают близ Колона
Богинь, чад Мрака и Земли.
Народ премудрыя Паллады
Просящим дарует покров,
И старцев лик для их отрады
Так славит им страну богов:
О странник! хвалами почти Крониона
И славную землю познай:
Здесь область Афины, наследье Колона,
Под солнцем счастливейший край.
Здесь в рощах тенистых,
В долинах душистых,
Во мраке ветвей,
Плодами стягченных,
Богам посвященных,
Таясь от очей,
В безмолвьи ночей
И дня пред рассветом,
Под синим наметом
Без умолку свищет певец-соловей.
Здесь Кефис, струи прохладны
От обильных лья ключей,
Напояет влагой жадны
Скатистых бразды полей;
Здесь на холмах виноградны
Гнутся лозы от кистей.
Здесь с росистых, нежных,
Дышущих цветов
Пчёл рои прилежных
Мёд пиют сотов.
Здесь, забывая Олимпа чертоги,
Часто гуляют бессмертные боги:
В сонме священных доилиц Фиад
Вакх вечно юный, источник отрад,
Девственны музы и легки хариты —
Лики подруги златой Афродиты.
Но вящий дар от щедрых нам богов —
Священное, чудесное то древо,
Его же вдруг земли родило чрево,
А Зевс и дщерь его под свой прияли кров.
Ни остров Пелопса, ни Асии равнины
Не возростят от собственных полей
Обильные лишь в Аттике маслины;
Для нас течёт её елей,
Дар светлоския Паллады,
В бой укрепляющий борцов,
Надежда славы и венцов
На играх радостных прекрасныя Эллады.
И не смеет коснуться секира врага
До маслины священной;
Пусть осмелится: вскоре узрит, дерзновенный,
Он подземные Стикса брега,
Но не узрит уже ни родимого дома,
Ни детей, ни жены своея;
Здесь искусит бо силу иль Зевсова грома,
Иль Афины копья.
Ещё ты, отчизна, дары получила,
И вас ли забуду, честь нашей земли,
О всадники, в битвах надежная сила?
И вас ли, владыки морей — корабли?
Твои суть дары те, великий сын Крон
Афинская слава есть дар Посидона.
Красу колесниц,
Веселье возниц,
Прекрасных и многих
Коней быстроногих,
Покорных браздам,
Он даровал нам.
Он весла, Афины!
Чрез сланы пучины
Летать в кораблях
Вручил вам навеки,
И признали греки
Ваш скиптр на морях.
Цвети же, держава!
Растите, дела!
Богам буди слава
И граду хвала!»
Престал; и как в пучине водной
Валов и бурь и грома звук,
Так раздался в толпе народной
И шум, и клик, и плеск от рук.
Сыны с притворным удивленьем:
«Почто ж, родитель, ты от нас
Таил, сколь силен песнопеньем
Ещё прельщать твой древний глас?
Граждане! так: мы виноваты;
Отец наш да владеет всем.
Что нам? чрез меру мы богаты,
Зря дар ума толикий в нем».
И им народ безумный плещет.
Но в старце закипела кровь;
Взял свиток, огнь во взорах блещет,
Всё стихло, он читает вновь:
«О! если б я Афин не уважал совета,
Он ввек бы от меня не дождался ответа;
Но пусть же слышит: льщусь, от слова моего
Не много радости прибудет для него.
Злодей! какой же враг, пожрав моё стяжанье,
Слепому старцу, мне, рек вечное изгнанье
Из Фив, из родины? бесчеловечный! ты
Облек меня на срам в одежду нищеты.
Теперь, как и тебя постигла участь злая,
Сам плачешь ты, своих на дело рук взирая.
Но я не плачу, нет, я слезы удержу,
И на сердце твои злодействия сложу.
Тобой я доведен, терпя и стыд и муку,
Протягивать ко всем за милостыней руку,
Свой хлеб насущный есть от чуждого добра,
Страдать без крова днём и ночью без одра.
Что, если б дочери не сжалились над мною?
Я умер бы давно, зарезанный тобою.
Они меня поят, и кормят, и ведут;
Равняяся мужам, с отцом своим несут
Их женских свыше сил мой жребий многотрудный*
С Олимпа да воздаст всевидец правосудный
Им мерой добрых дел; вам — мерою вины,
О вы, сыны мои!.. нет, вы мне не сыны;
И мститель бог, уже гонящийся за вами,
Ещё иными к вам тогда воззрит очами,
Когда свои полки сведете к стенам Фив.
Клянусь, из обоих никто не будет жив;
Обоих равная ждёт гибель в ратном поле;
Ни утвердится твой брат-хищник на престоле,
Ни сам не льстись сломить отечественных стен.
Там слейте вашу кровь, брат братом умерщвлен.
Я прежде уже рек вам клятвы те жестоки;
Днесь повторяю их, да в них себе уроки
И впредь почерпнут вам подобные сердца,
Как детям презирать на старости отца.
Отстань! иди! моё проклятие с тобою.
О божества мои! взываю к вам с мольбою:
Подземный Аид! стран незримых солнцу царь!
И вы, имущие в сей роще свой олтарь,
К безвинным кроткие и ко преступным строги!
И ты, в них дышущий Арей кровавый! Боги!
Молю, сгубите их, их обрекаю вам.
Я всё сказал: Эдип ответствовал сынам».
Судьи, с седалищ возвышенных
Восстав, кладут шары в сосуд,
И клик глашатаев священных
Их громко возвещает суд:
«Афин признательных награда,
Венец — отечества певцу.
Софокл оправдан; злые чада
Повинны жизнию отцу».
Но что! не к благу ли стремленье
Вложил в их душу некий бог?
Они, не вняв ещё решенье,
Отца простерлися у ног.
Поверил он их скорби виду;
Обняв, воздвиг их от земли:
Когда же мстить врагам обиду
Душой великие могли?
Народ восхищенный толпами
Бежит к нему, и с торжеством
Все старца подняли руками
И так внесли его в свой дом.
И век его стал век блаженный;
Он, отцветая в сединах,
С закатом встретил жизни тленной
Зарю бессмертия в веках.
