Проснешься ночью

Проснешься ночью,

вынырнешь из сумрачных глубин —

И заревешь, не выдержишь без той, кого любил.

Покуда разум дремлет, устав себя бороть,

пока ему не внемлет тоскующая плоть, —

Как мне не раскаяться за все мои дела?

Любимая, какая ты хорошая была!

Потом, когда сбежала ты, я дурака свалял

И ни любви, ни жалости себе не позволял:

Решил тебя не видеть — не замечал в умор,

Решил возненавидеть — держался до сих пор…

Да как бы мы ни гневались, пришиблены судьбой, —

никакая ненависть не властна над тобой.

Повторяю, брошенный, горбясь у стола:

Ты была хорошая, хорошая была!

…Куда мне было деться? Как ни глянь — провал.

А ведь свое детство я так же забывал:

Сказать, что было трудное, — Бога прогневить,

А вспомню — память скудная не может не кровить.

Был я мальчик книжный, ростом небольшой,

С чрезвычайно нежной и мнительной душой,

все страхи, все печали, бедность и порок

Сильно превышали мой болевой порог.

Меня и колошматили на совесть и на страх,

И жаловаться к матери я прибегал в слезах,

а ежели вглядеться в осколки да куски,

Так сетовать на детство мне тоже не с руки:

закаты были чудные, цвета янтаря,

И листья изумрудные в свете фонаря, —

плевал я на безгрошие и прочие дела!

Нет, жизнь была хорошая, хорошая была.

А если и ругаюсь вслух, на миру, —

Так это я пугаюсь того, что помру.

Вот и хочу заранее все изобличить,

чтоб это расставание себе же облегчить.

Плетка, да палка, да седло, да кладь —

И вроде как не жалко все это оставлять.

Покуда сон недоспанный не перетек в рассвет —

Жалко мне, Господи, жалко, силы нет —

И любовь, и братство, и осень, и весну…

Дай мне поругаться! Может, и засну.