Б.
Итак, живу на станции Зима.
Встаю до света — нравится мне это.
В грузовике на россыпях зернакуда-то еду, вылезаю где-то,вхожу в тайгу, разглядываю летои удивляюсь, как земля земна!
Брусничники в траве тревожно тлеют,и ягоды шиповника алеютс мохнатинками рыжими внутри.
Все говорит как будто:
Будь мудрееи в то же время слишком не
Отпущенный бессмысленной тщетой,я отдаюсь покою и порядку,торжественности вольной и святойи выхожу на тихую полянку,где обелиск белеет со звездой.
Среди берез и зарослей малинывы спите, партизанские могилы.
Есть магия могил. У их подножий,пусть и пришел ты, сгорбленный под ношей,—вдруг делается грустно и легкои смотришь глубоко и далеко.
Читаю имена: Клевцова Настя,
Петр Беломестных, Кузьмичев Максим,—а надо всем торжественная
Погибли смертью храбрых за марксизм».
Задумываюсь я над этой надписью.
Ее в году далеком девятнадцатомнаивный грамотей с пыхтеньем вывели в этом правду жизненную видел.
Они, конечно,
Маркса не читалии то, что есть на свете бог, считали,но шли сражаться и буржуев били,и получилось, что марксисты были...
За мир погибнув новый, молодой,лежат они, сибирские крестьяне,с крестами на груди — не под крестами,—под пролетарской красною звездой.
И я стою с ботинками в росе,за этот час намного старше ставшийи все зачеты по марксизму сдавший,и все-таки, наверное, не все...
Прощайте, партизанские могилы!
Вы помогли мне всем, чем лишь могли вы.
Прощайте! Мне еще искать и мучиться.
Мир ждет меня, моей борьбы и мужества.
Мир с пеньем птиц, с шуршаньем веток мокрых,с торжественным бессмертием своим.
Мир, где живые думают о мертвыхи помогают мертвые живым.
