Стихоплет,
довольствующийся поэзии задами,
Копающийся
в мусоре древних куч,
Как куренок дождя,
страшится заданий
И прячется
в сумрак
лирических кущ.
И рифмует
изысканно шевелюристый
лирик:
«Счастье — ненастье,
Пегас — Парнас».
Но чёрта ли в ней,
в этой самой лире,
Если она
не поет про нас!
Выйдите к небу,
оградки сломав,
Здесь
ветер истории дует,
Здесь жизнь
своим языком
сама
Заданья
поэтам диктует.
Ее ли прививок,
ее ли тревог,
Ее ли уроков
бояться?
Неужто приятней
глядеться в трюмо
Публично-приличным паяцем?
Лицо как яйцо:
ни глаз, ни рта.
Сплошная белесая круглота.
Откуда страстям
в нем явиться?
Ну разве он сможет
заставить атаку
Жарче и крепче литься?
Ну разве он может
быть для меня
Наставником,
спутником,
лекарем?
Ну разве ж он в силах
меня поднять
Своим залихватским теканьем?.
Не стану вымучивать
зряшных словес.
Пусть сами
чувством выводятся.
Стихи —
не ватага нарядных повес.
Стихи — это грозное воинство,
Одним устремленьем,
истоком одним
Сплоченное
в тесную лаву,
Спешащее ринуться
в грохот и дым,
Нигде не спрокинувшись
набок.
На их оснащение
мне не жалка
Любая сердечная трата.
Пусть в буквах таится,
как сила в штыках,
Несносная острая правда.
Пусть лоском не ластится
стих мой к глазам,
Не блещет
красивостью вышитой —
Зато
все то,
что я сказал,
Из самого сердца выжато.
Пусть шагом
спокойно широким, —
От мощи своей легки, —
Идут в наступление
строки,
Как праведные полки.