Какое зрелище для нежныя души!
О Грез! дай кисть свою иль сам ты напиши!
В румяный майский день, при солнечном восходе,
Тогда, как все цветет и нежится в природе,
Все нектар пьет любви, весной своей гордясь, —
Климена скромная, на люльку опустясь,
Ни молвить, ни дышать не смея,
Любуется плодом бесценным Гименея,
Любуется его улыбкою сквозь сон
И чуть не говорит: «Как мил… и точно он!..»
Итак, Климена, ты теперь уже спокойна:
Ты счастлива, ты мать и ею быть достойна!
Уже любимых ты певцов,
Делиля, Колардо с Торкватом, забываешь
И в скромную свою диванну мудрецов,
Бюффона, и Руссо, и Локка, призываешь;
И даже в этот час, как Терпсихора всех
Зовет чрез Фауля {*} в свой храм забав, утех,
{* Бывший тогда содержатель английских балов.}
Как пудры облака покрыли туалеты,
Как все в движении: флер, шляпки и корсеты,
Картоны, ящики, мужья и сундуки, —
Сколь мысли у тебя от шума далеки!
Сидишь, облокотясь, над книгою смиренно,
Сидишь, и все твое понятие вперенно
В систему, в правила британского творца,
Который только сух для одного глупца.
Вся мысль и все твое желание, чтоб сына
Соделать звания достойным гражданина.
О, подвиг сладостный, священный искони!
Климена! увенчай ты им прекрасны дни.
Кто более тебя во способах обилен?
Не матери ль одной достоин сей предмет?
Глас матери всегда красноречив и силен.
Так, умница! храни, лелей ты нежный цвет
Под собственной рукою
И удобряй его учения росою.
Пекись, чтоб излиял он райский аромат,
Когда желанный день созрения настанет;
Да усладит твое и сердце он и взгляд
И в осень дней твоих весну твою вспомянет!
А ты, дитя, залог дражайший двух сердец!
Живи и усугубь их счастье наконец:
Будь честен, будь умен, чувствителен, незлобен,
Приятен, мил, — во всем будь маменьке подобен!
1791
