Он жил и ничего не мог забыть,
Он камень проницал духовным зреньем.
Ему случалось человеком быть,
И божеством, и зверем, и растеньем.
Свои рожденья помнил с оных пор
И в нескольких местах бывал он разом.
Река встречала: — Здравствуй, Пифагор! —
Он проходил: — Прощай, мой бывший разум!
Он в тишине держал учеников
И вёл беседы только через стену.
И измышлял для будущих веков
Мусическую стройную систему.
Он говорил: — Она должна звучать,
Но тайно, как община на Востоке. —
Об истине предпочитал молчать,
Но позволял окольные намёки:
«Не спорь с народом. Слово нагишом
Не выпускай: его побьют камнями.
Живой огонь не шевели ножом:
Он тело Бога. Не любись с тенями...»
Он толковал на берегу морском,
Где волны отливали синим светом:
— Мы промолчать не можем обо всём,
Так помолчим хотя бы вот об этом!
Он ставил точку в воздухе, как рок:
— Вот точка духа. Вот его основа!
Всё остальное мировой поток,
То бишь число. А посему ни слова!..
Он этим ничего не утвердил
И в прошлый раз на берегу пустынном,
Когда он треугольник начертил:
— Вот красота! Тут множество в едином.
Безмолвствует такая красота,
Она не для обычного сознанья.
Он первым из людей замкнул уста
И сей завет назвал щитом молчанья.
Своим молчаньем он сказал о том,
Что истина рождается не в спорах.
Но многие философы потом
Жизнь провели зазря в словесных орах.
Есть немота, по ней легко узнать
В любой толпе иного человека:
Он хочет что-то важное сказать,
Его душа немотствует от века…
Река времён всё помнит и шумит,
Безмолвствует и спит река забвенья,
Одна река мерцает и дрожит,
Другая — тень застывшего мгновенья.
Какие прошумели племена
На берегу печали и раздора!
Какие пролетели времена
Над златобедрым прахом Пифагора!
Великая любовь не говорит,
А малая хохочет и болтает.
Великая печаль не голосит,
А малая и ропщет и рыдает.
Любовь слила два сердца — взор во взор,
Они молчат на берегу пустынном.
Ни слова, о, ни слова, Пифагор,
О красоте, чья двойственность в едином!
У вечного покоя не шумят,
А для других стоят в молчанье строгом.
Не просто так покойники молчат,
А чтоб душа заговорила с Богом.
Затишье перед битвой чутко спит,
Безмолвье после битвы спит глубоко.
Душа живая около молчит,
А души мёртвых… те молчат далёко.
Бывало, в бой стеной молчанья шли:
Ни голоса, ни выстрела, ни звяка.
Психической атаку нарекли.
Психея, ты молчишь? Твоя атака!
Ты помнишь зал? Беспечный бал гремел.
Но ты вошла — и все как онемели.
И кто-то молвил: «Ангел пролетел!»
Не только ангел. Годы пролетели!..
Молчанье — злато, слово — серебро,
А жизнь — копейка с мелким разговором.
Silentium! Вытряхивай добро,
Сдавай бутылки вместе с Пифагором!
Когда молчать преступно, то умри,
Не покупай народного вниманья!
В речах вождей блистает изнутри
Дешевая фигура умолчанья.
Что шепчет демон, ухо щекоча?
Откуда в слабой женщине болтливость?
Где кротость духа? Где его свеча?
Шумит свобода. Где её стыдливость?.
Вперёд, вперёд! Веди, угрюмый стих!
Веди меня по всем камням-дорогам
К безмолвью просветлённых и святых,
Обет молчанья давших перед Богом.
Веди в подвалы вздыбленных держав,
Где жертвы зла под пытками молчали;
Ни истины, ни правды не предав,
Они самозабвенно умирали.
Замри, мой стих!.. Безмолвствует народ
В глухой долине смуты и страданья.
И где-то там, из мировых пустот,
Очами духа светит щит молчанья.
1991
