Глава 3. Несокрушимые

Капитан неподвижно сидел, наблюдая за происходящим в других мирах. Радужка его глаза мерцала тёмно-синим светом, разрезая повисшую в комнате темноту. Джеймс заметил, как где-то в отдалении остальные матросы выпустили увидевшего его жертву матроса из капсулы, и слабо улыбнулся: теперь, когда у них оставалось менее часа, никто не собирался его выслушивать, и ему придётся следовать изначальному плану. Капитан переместил своё сердце повыше, сдавив часть лёгкого – было бы странно умереть так рано. Наконец, плоть Судьбы перестала распространять энергию ядра, и весь дирижабль погрузился во тьму. Сигналы, поступающие от команды, затихли, однако Джеймс знал, где они находились – их план даже в разных мирах оставался одним и тем же.

Прежде чем пройти к ядру дирижабля, адмирал спустился на палубу, чтобы осмотреть самолёт захватчиков – на корабле больше не было мест, где он мог бы приземлиться. Многие части летательного аппарата были созданы из красной плоти, а энергию он получал из небольшого искусственного ядра, расположенного в носовой части. Рассчитанный на трёх человек, он, тем не менее, имел в своей хвостовой части просторный продолговатый отсек, из которого выходил белый, холодящий кровь туман. Усмехнувшись, Джеймс оторвал небольшой кусок своей плоти и спрятал его в обивке кресла пилота. Обеспечив себе путь отхода на будущее, он устало побрёл к своей команде.

Те стояли небольшим полукругом, загораживая ядро Судьбы от вошедшего во внутренний зал Джеймса. Один из матросов стоял впереди остальных, и, увидев капитана, обнажил саблю, и, повернувшись боком, немного согнул ноги и направил остриё меча на зрячий глаз капитана. Тот благодарно улыбнулся команде: они всё ещё смотрели на него с кипящей ненавистью и хищным выжиданием.

– Это бунт, я полагаю? – гулко спросил Джеймс.

– Да, капитан, – робко ответил Кёрк, которого капитан узнал по голосу только сейчас, – Мы сойдём с этого корабля – живыми или мёртвыми, – продекламировал он уже гораздо более уверенно.

– Я ценю вашу готовность умереть за свою свободу, – ответил Джеймс и, воплотив чёрную саблю, поднял её над головой, – Не смотрите, что у меня осталась всего одна рука – мне и её хватит, чтобы с вами разобраться.

– Не сомневаюсь, Джеймс, – болезненно улыбнулся Кёрк, и капитан стремительно рванулся к своей команде.

Когда Джеймс, сократив дистанцию и внезапно подскочив, нанёс тяжёлый рубящий удар, Кёрк едва успел поднять меч, и лезвие собственной сабли вошло в его череп, плечи и мышцы спины взорвались рвущей болью, а ноги по самое бедро утонули в плоти Судьбы. Капитан тут же отвёл руку, чтобы нанести новый удар, и матрос, сделав тяжёлый, резкий вдох, мог только наблюдать за тем, как наклоняется лезвие тяжёлой чёрной сабли, готовое разрубить его пополам. К его облегчению, остальные тоже присоединились к бою, позволив Кёрку, не спуская глаз с капитана, попытаться вырваться из плена тёмной плоти. Наблюдая за тем, как сражается его команда, матрос побледнел: капитан упрямо оглушал одного бунтаря за другим, нанося им несмертельные раны. Наконец, Адам, переложив саблю в левую руку, пронзил грудь капитана, и тот с уважением посмотрел на ранившего его матроса.

– Хорошо получилось. Что дальше? – спросил он, когда остальные также погрузили холодную сталь клинков в его тело. Алая плоть мелкими комками обхватила мечи, не позволяя матросам достать их из тела капитана.

– Уже всё, – хищно прошептал Адам, и вдалеке раздался взрыв.

Тяжёлый снаряд пронзил грудь Джеймса, пронзая его лёгкие и перемалывая рёбра и позвоночник. Стрела застряла внутри и тут же начала растворяться в алой плоти капитана, покрывая его тело мелкими жёлтыми наростами и не позволяя ему восстановиться. Неспособный сопротивляться излучению и повреждениям, Джеймс упал на колени, и алая плоть выпустила сабли матросов. Увидев это, Кёрк начал отчаянно вырывать свои ноги из прочной хватки Судьбы и, когда к месту битвы приблизились три высоких мужчины, что-то ей прошептал.

Прежде чем адмиралы смогли подойти к Джеймсу, Кёрк рванул к нему и, занеся над ним саблю, попытался пронзить его череп, однако сопровождающий адмиралов молодой мужчина мощным пинком отбросил матроса прочь.

– Мы ведь говорили, что он нужен нам живым. Понимаю твою злость, Кёрк, но уговор есть уговор, – сухим голосом произнёс худой адмирал помоложе, чьи светло-голубые глаза безразлично осматривали оглушённых матросов, – Больше не пытайся, пожалуйста, его нарушить.

– Да ладно тебе, Чарльз, мы могли бы и отдать его им, – возразил крепко сложенный седовласый адмирал, который казался постаревшей копией сопровождавшего их мужчины, – Хотя, судя по тому, как он отлетел, вряд ли бы ему это удалось. Уж лучше пусть адмирал порадуется нашей компании – мы ведь так давно с ним не виделись, – гаркающе засмеялся он.

– Две тысячи лет, – процедил Чарльз, наклоняясь к бессознательному капитану, – Две тысячи лет, и вот он снова лежит перед нами, – продрожал голос адмирала, в то время как его руки осторожно переворачивали тело Джеймса на спину. Алая плоть стремительно отмирала, и тот развалился на две части, позволив красной массе органов вывалиться наружу. Чарльз пристально посмотрел на лицо побеждённого врага, и в его глазах заволновалось сомнение.

– Áртур, это точно он? – спросил он ошарашенно, – В моих записях он выглядел иначе.

– Да он это, он, – беззаботно бросил Артур, – Говорил я тебе, что твои заметки никак не помогут тебе что-то запомнить. Восстанавливал бы память из Древних – проблем бы не было.

– Давай не сейчас, – ответил Чарльз, не спуская глаз с Джеймса, – Ты точно уверен?

– Ну, раз сомневаешься, то проверим, – пожал плечами Артур и, сев на колени рядом с Джеймсом, положил свои большие ладони на его голову, – Думаю, в твоих записях были данные о том, где у него очаг отмирания, да?

– Да, были, – кивнул Чарльз, когда Артур начал с хрустом продавливать череп Джеймса, – В правой части головы.

– Вот именно, – выдавил из себя адмирал, с трудом вырывая чёрную пластину из черепа капитана. Увидев вытекшую часть опухоли, команда Судьбы отстранилась в отвращении.

– Видишь? Я ведь говорю, что это точно он, – довольно заметил Артур, размешивая рукой водянистую багровую жидкость, которая вылилась на пол.

– Хорошо. Грузим его и улетаем, – облегчённо вздохнул Чарльз и, повернувшись к команде, продолжил: – Мы оставим вам координаты острова, на котором вы сможете расположиться – он недалеко от нас, так что снабжение будет регулярным. Тем более больше всё равно никого не осталось, – печально заметил он и последовал за своим соратником, который, отогнав своего сына от верхней половины капитана, довольно нёс свой трофей на борт самолёта. Молодой мужчина только молча поднял нижнюю часть трупа и исчез в коридорах Судьбы вместе со своим отцом.

***

Мутные оранжевые и красные пятна танцевали по каменной стене, подчиняясь пылкому пламени двух стальных жаровен. Комнату заполнял густой чёрный дым, равномерно растворившийся во всём пространстве, а свежий воздух поступал только через небольшую щель под дверью. Когда в темницу вошёл Артур с двумя своими сыновьями, внутрь ворвалось небольшое количество кислорода и, сделав надрывный вдох, пригвождённый к стене капитан очнулся. Его сердце и лёгкие, свисающие из перемолотой грудной клетки, оживились, и алая плоть тонкими, немощными отростками поползла вниз по его оставшимся органам, пытаясь втянуть их обратно и закрыть ранение. Сыновья Артура тут же подбежали и, голыми руками содрав алый покров, бросили его в ближайшую жаровню.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил, ощерившись, Артур. Джеймс посмотрел в его глаза и, попытавшись ответить, обнаружил, что и его горло было прибито к стене. Улыбка Артура расширилась, и Джеймс просто улыбнулся в ответ.

– Я рад, что тебе нравится. Сейчас нам нужно будет поменять тебе гвозди – Френсис наконец-то сделал новые, как я его и просил, – довольно поделился адмирал и, когда его сын поставил на пол деревянный ящик, сорвал с него крышку. Внутри чёрным металлом блестели массивные зазубренные гвозди.

– Он всегда умел переплавлять нашу плоть в металл, – восхищённо похвалил своего соратника Артур, – Но такую тонкую работу сделал впервые. Надеюсь, ты оценишь.

Адмирал с силой вырвал гвоздь из плечевого сустава Джеймса, и алая плоть тут же попыталась восстановить разрезанное сухожилие, однако Артур, приложив остриё нового гвоздя к коже капитана и немного прицелившись, с силой вогнал его на место старого. Стержень нового был гораздо шире, и его зубцы с лёгкостью перемололи как восстановленное сухожилие, так и все ближайшие ткани. Джеймс бессильно заскулил от боли.

– Ты чего? Ты ведь у нас бессмертный, переживёшь, – ядовито бросил Артур, беря ещё одну охапку гвоздей, – У нас такой роскоши никогда не было, но это ведь тебя не останавливало.

Артур принялся за грудную клетку своего врага: по несколько гвоздей ушло на каждое лёгкое, заставив их изрываться при каждом вдохе и выдохе; адмирал также, продавив руку внутрь, пригвоздил бугорки рёбер к стене, заставив всю грудную клетку свиснуть книзу подобно мешку. С особым удовольствием Артур пронзил сердце капитана: несмотря на экстренное восстановление, с каждым ударом оно вновь и вновь разрубалось пополам, выливая на пол новую порцию сгущавшейся крови. Как будто заканчивая работу финальными штрихами, Артур пронзил все оставшиеся у Джеймса суставы на руке, оставив свободными одни лишь пальцы.

Заменив гвоздь в горле капитана, Артур блаженно посмотрел на своё творение: с каждым вздохом, с каждым ударом сердца Джеймс вновь и вновь слабо хрипел от боли, и частички его плоти и крови с тихим шлепком падали на пол. Правая рука капитана всё ещё не восстановилась, и, оценивающим взглядом окинув тело Джеймса, Артур решил о ней не беспокоиться.

– Даже жалко, что не можешь погибнуть, правда? – холодно процедил Артур, – Будешь висеть здесь, пока окончательно не потеряешь рассудок, – злобно проговорил он и, получив от Джеймса в ответ лишь глумливый взгляд, резко рванул к нему с гвоздём в руке.

– Ты лишил нас всего нашего мира – мы лишим тебя твоего, – прошипел старый адмирал и, нащупав углубление чуть повыше скулы Джеймса, ослепил его. Капитан лишь улыбнулся в ответ, и вскоре послышался хлопок двери и удаляющиеся шаги.

Боль никак не утихала, и Джеймс не мог к ней привыкнуть – каждый новый её взрыв тяжело ранил рассудок, заставляя мысли прерываться ещё до формирования. Вскоре сознание капитана наполнилось давящей, выжигающей разум белизной, наполненной только пульсирующими раскатами агонии, которая заставляла его душу извиваться в немыслимых судорогах. Джеймс заплакал от боли: ему хотелось, чтобы рядом оказался кто-то, кто мог бы его защитить, но вместо этого его окружали только потрескивание огня, свист разорванных лёгких, шлепки опадающей крови и плоти и его собственный беспомощный скулёж.

Через какое-то время силы Джеймса как будто истощились, и он погрузился в забытье. Белизна в его сознании никуда не исчезла, и её тираническое сияние начало обретать какие-то искажённые, изуродованные очертания. Начав их распознавать, капитан сдавленно закричал, и начал отчаянно цепляться за раскаты боли в тщетных попытках не погружаться обратно в Белизну. Тем не менее, она мягко просачивалась в его восприятие, замещая его окружение ещё более мучительным. Джеймс завыл: перед его глазами расстилались поля его трупов – обезглавленных, раздавленных и мутировавших до неузнавания. Поверх барьеров он наблюдал за тем, как ползёт, бесформенный и обезумевший, сквозь клочья пыли, ломая свои кости в попытке уместиться в тесном обломке былого мира. Одна из версий была жива и, заметив другого себя, медленно подошла поближе, с каждым шагом наступая на новый свой труп.

Джеймс поднял глаза на свою копию: его тело не имело повреждений, но взгляд был абсолютно пуст, как будто что-то выело всю его душу без остатка, оставив от капитана лишь физическую оболочку. Он наклонился к своей искалеченной версии и тихо прошептал: «Она знала с самого начала». Израненный Джеймс перестал дышать, со слезами на нематериальных глазах смотря на обезумевшего себя. Тот поднялся и пошёл дальше, заприметив, казалось, другую их версию. Как будто удовольствовавшись беззвучным, непрерывным, отчаянным молчанием капитана, Белизна отступила прочь, возвратив его к непрекращающейся боли.

***

Потеряв счёт времени, Джеймс бездумно висел, пригвождённый к стене. Неутихающая боль – физическая и душевная – окончательно выела его силы, и всё его восприятие сводилось лишь к заживающим и разрывающимся вновь и вновь тканям. Он безразлично заметил, что некоторые порезы стали постоянными, и кровь из сердца теперь лилась небольшой беспрерывной струёй, расширявшейся лишь с ослабевшими ударами сердца.

Где-то вдалеке послышались тихие шаги, и Джеймс, гордо подняв голову, выдавил на лицо презрительную улыбку. Дверь открылась, и раздался тонкий вскрик: судя по звуку, это был ребёнок.

– Вы, значит, и есть пленник? – тихо прощебетал он, осторожно подбираясь поближе, – Старшие рассказывали, что поймали Вас, но не думал, что папа может такое сделать.

Мальчик подошёл поближе, и Джеймс услышал плеск воды – видимо, тот принёс с собой ведро.

– Я пришёл вам помочь, – объяснил ребёнок.

Джеймс внезапно дёрнулся – холодная влажная тряпка коснулась его лба. Незнакомый ребёнок осторожно вытянул длинный зазубренный гвоздь из его глаза, и через некоторое время зрение капитана восстановилось. Джеймс удивлённо наблюдал за тем, как мальчик осторожно омывает его изуродованное тело от осевшей копоти и засохшей крови.

– Я не думаю, что Вы могли такое заслужить, – ответил мальчик на вопросительный взгляд, – Мне ни о чём не рассказывают, но мне кажется, что такие мучения нельзя заслужить. Я могу хоть немного их облегчить, – объяснил он и, омыв тело пленника, очистил пол под ним от крови и мёртвой плоти.

– Я ещё вернусь. Пожалуйста, держитесь, – застенчиво проговорил он и, поднеся гвоздь к лицу Джеймса, вернул его на место, – Я постараюсь придумать, как Вам помочь.

Когда дверь снова захлопнулась и шаги мальчика затихли вдалеке, Джеймс спёрто захохотал: он был оскорблён тем, что Артур считал его таким доверчивым. Захлёбываясь кровью, Джеймс всё продолжал смеяться, ещё сильнее разрезая свои ткани и позволяя крови вновь покрывать его тело и падать на землю. Он даже не заметил, как в темницу снова кто-то вошёл и, постояв у двери и с отвращением посмотрев на обезумевшего пленника, отрезал его оставшуюся руку. Капитан растворился в своём хохоте, и резкий взрыв боли только усилил его, заставив хриплый смех с силой отскакивать от каменных стен. Посетитель исчез в дверях с отрубленной рукой, преследуемый отлетающим от стен безумным гоготом.

Через какое-то время мальчик вернулся и, ошалело посмотрев на пленника, быстро вырвал ослепляющий гвоздь из черепа и похлопал Джеймса по щекам.

– Что с Вами такое? Вы всю неделю так смеялись? – обеспокоенно спросил он. Капитан только слабо улыбнулся в ответ – он всё ещё не мог узнать лицо этого мальчика, и ему было интересно, откуда он взялся.

– Давайте я Вас сниму, – сказал мальчик, начав вырывать из стены гвозди, – Я изучил график дежурств Артуров – мы можем проскочить в отсеки хранения во время их пересменки. Держитесь, я Вас понесу.

Когда мальчик вытащил последний гвоздь, Джеймс тяжело рухнул на землю и застыл на месте – лишённый рук и ног, он ощущал себя бесполезным куском мяса, подобным тем мутантам, которых он видел поверх барьеров. Его спаситель был другого мнения, и, осторожно приставив Джеймса спиной к стене, он взялся за его рёбра и водрузил пленника себе на спину.

– Я постараюсь Вас не уронить – Вы очень тяжёлый, – тихо сказал мальчик и вышел в подпёртую ведром с водой дверь.

Джеймс как мог осмотрелся: каменный коридор растянулся на неопределённую длину в обе стороны, и мальчик уверенно начал красться куда-то направо. Когда где-то вдалеке послышались шаги, он юрко нырнул в другую камеру, дверь которой открыл заранее. Джеймс удивился: на вид мальчику было около восьми лет, но он был сообразительнее, чем того ожидал капитан. Когда патрулирующие прошли мимо двери и их шаги затихли, мальчик открыл дверь и начал двигаться дальше.

– Уже скоро дойдём до отсеков хранения, потерпите, – тихо прошептал он. Растянувшийся на его спине Джеймс качался из стороны в сторону, теряя сознание, и мальчик слегка подбросил капитана, чтобы прижать его к себе покрепче. Это повторилось снова, и спаситель озадаченно подбросил Джеймса чуть посильнее.

– Что с Вами такое? Всё в порядке? – спросил было мальчик, однако лишь коротко вскрикнул в ужасе, ощутив, как в его шею впиваются острые зубы адмирала. Джеймс весь изогнулся, чтобы подпрыгнуть повыше и укусить как можно глубже, и его иссушенный рот тугим потоком освежила горячая густая кровь.

Когда безжизненное тело мальчика с глухим стуком упало на землю, капитан продолжил вновь и вновь отрывать от него крупные куски, с каждым разом поглощая всё больше и больше плоти. Его ткани, получив всё необходимое, начали бурно восстанавливаться, заново отрастив нижнюю часть тела и недавно отрубленную левую руку. Когда Джеймс смог встать на ноги и успешно пройти пару шагов, он оставил полуобглоданный труп позади и медленно побрёл вперёд, опираясь оставшейся рукой о каменную стену и бездумно поворачивая по бесконечному коридору то направо, то налево.

Через некоторое время он наткнулся на патруль, и, осмотрев их со спины, заковылял за ними. Они пробирались осторожно, заглядывая в каждую камеру.

– И куда он мог подеваться? Каждый раз его ищем, – заметил один из охранников.

– Ну хоть к пленному не мог пробраться – там же постоянно дежурные и патрули.

– Они как раз недавно менялись, – заметил ближайший к Джеймсу охранник, – Если с ним что случится, у отца будут проблемы – у второго-то всего один…

Капитан не позволил ему закончить, накинувшись со спины и перекусив ему горло. Пурпурная кровь полилась вниз по горлу охранника, но он тут же развернулся к Джеймсу. В правой руке он держал массивный арбалет с пороховым зарядом, который незамедлительно взорвался, вырвав руку стражника и выпустив заражённую излучением стрелу.

Второй охранник отреагировал незамедлительно: сгруппировавшись, он выстрелил из своего арбалета, и его стрела вслед за первой застряла в теле капитана, заставив все его ткани покрыться жёлтыми наростами. Сын Артура стремительно подбежал к капитану и, взявшись за основания стрел, разорвал тело Джеймса пополам и вонзил по одной в каждую его часть. Капитан тяжело рухнул на пол и повернулся на бок, уперевшись стрелой в стену. Цепкими пальцами ухватившись за лодыжку охранника, он тут же изломал её и начал медленно подтягивать врага к себе. Даже не вскрикнув от боли, тот быстро перезарядил арбалет и снова выстрелил в Джеймса, в этот раз попав в сердце. Адмирал не сдавался и, несмотря на пинки в лицо, продолжал давить кости охранника. Наконец, его пальцы засветились жёлтым, и их хватка ослабла. Неспособный больше бороться, он с ненавистью вперился в глаза охранника.

На звуки битвы прибежали другие клоны Артура, и вскоре Джеймса поместили обратно в камеру, наспех прибив его к стене. Отравленный и ослеплённый излучением, он не мог разобрать беспокойных разговоров пленителей, однако это не мешало ему довольно улыбаться: он обратил задумку Артура против него же самого, и уже никто не мог отобрать у него эту победу.

Когда к Джеймсу вновь вернулось зрение, перед ним стояли уже два адмирала.

– Где Френсис? – спросил он, распознав обоих по телосложению, – Всё боится на меня посмотреть?

– Он слился с нашими островами, – коротко ответил Чарльз, чей взгляд был наполнен злостью, – Так он смог принести гораздо больше пользы.

– Ты-то здесь зачем? Я думал, это территория Артура, – насмешливо выплюнул Джеймс.

– Была, пока сюда не пробрался его сын, – кивнул старый адмирал, опиравшийся о стену, скрестив руки на груди.

– Зачем ты его убил? – закипающим от ярости голосом спросил Чарльз.

– Артур, ты думал, ты сможешь меня обмануть? Дашь надежду на побег? – засмеялся в ответ капитан.

– Это был не он! – закричал Чарльз и ударил Джеймса, – Это был мой сын! Неужели ты не понял этого? Они же совсем не похожи! – продолжал кричать адмирал, нанося слабеющие удары.

– Зачем мне вас узнавать, если вы всё равно все скоро помрёте? – ядовито заметил Джеймс и снова засмеялся, не чувствуя ударов, – Все помрёте, как безликие собаки. Каждого своими руками убью, оторвёте их – закусаю до смерти. Ничего другого не заслуживаете, только быть забытыми даже умервщлённым миром, в котором застряли вместе со мной! – прошипел Джеймс, распаляясь всё сильнее и сильнее. Его кровь и плоть щедро осыпали пол темницы, растекаясь по нему вязким алым пятном.

– Говорил я тебе, что он уже совсем другой, – тяжело сказал Артур, – Я-то всё это время сохранял одну память – по себе знаю, как тяжело совладать со всем этим. Ты не накапливал всё это сквозь века, – посмотрел он на Чарльза. Тот, тяжело дыша, только отчаянно закричал.

– Он должен был внушать хотя бы уважение, – наконец устало выговорил он, – А что может внушить это животное? Ты был прав, Артур, я это признаю, – побеждённо согласился Чарльз, – Отрубай ему руку и оставляй гнить – больше нам от него ничего не надо.

– Меня упрашивать не нужно, – подошёл Артур к Джеймсу, – Я думал, он хотя бы рассудок потеряет, прежде чем совсем оскотится. Выходит, мы оба были неправы, – примирительно сказал он и, вновь отрубив Джеймсу руку, начал пригвождать его к стене. Тот уже не завывал, только презрительно смотрел то на одного адмирала, то на другого.

– Всё равно прикончу вас, ублюдков, – бросил он вслед уходящим врагам.

– Не сомневаюсь, Джеймс, – тихо ответил Чарльз, – Прощай.

Напоследок погасив жаровни, адмиралы скрылись за дверью, оставив Джеймса тихо скулить во тьме. Боль не прекращалась, и через некоторое время Белизна начала прорастать в сознании капитана, захватывая одну область его суждений и воспоминаний за другой. Вскоре она захватила его душу, сделав его марионеткой, необходимой ей для проведения своей воли.

***

Утратив осколки былого «я», тело Джеймса разрослось бесформенной красной плотью, которая в грубых очертаниях восстановила его тело. Капитан подобно жидкости стёк со стены, оставляя гвозди позади, и кусочки его тканей снова выстроились в положение стоя, как будто пытаясь имитировать поведение своего прежнего хозяина. Он начал медленно двигаться к выходу, с каждым шагом всё лучше понимая доставшуюся в наследство мышечную память. Пройдя сквозь дверь, Белизна прислушалась к своему окружению: всё пространство наполнял когнитивный шум одного из древних, и она раздражённо заглушила его ядро. Раздалась сирена, и божество ощутило, как где-то наверху в обеденном зале собираются клоны Артура. Сосредоточившись, оно воплотило свою оболочку там.

Проводящий инструктаж Артур обессиленно замолчал, увидев среди рядов сыновей своего врага. Тело Джеймса было окружено белым ореолом, который подобно щупальцам пытался коснуться окружающих его людей.

– Всем бежать наверх! Передайте Чарльзу, что он вырвался! – прокричал Артур, и его сыновья безо всяких споров направились наружу. Белизна подняла голову: над ними были сотни метров земли, и где-то ещё выше находилось потухшее ядро Френсиса. Опустив голову и посмотрев Артуру в глаза, она изобразила улыбку.

– Что же ты такое? – с отвращением спросил адмирал и выстрелил в чудовище из арбалета. Заражённая стрела порвала тело Джеймса, однако оно тут же восстановилось, снова улыбнувшись Артуру расплывчатыми очертаниями губ. Увидев, что излучение больше не оказывало губительного действия, тот нервно взял огромную катану, что стояла у стены за его спиной.

– Ей-богу, надеялся, что не пригодится, – признался он, доставая меч из ножен. Багровое зазубренное лезвие хищно ощерилось, закрыв корпус Артура и нацелив своё остриё на лицо Белизны. Слегка выставив левую ногу вперёд, адмирал низко присел, приготовившись обороняться: тяжёлый меч уходил далеко вперёд, и Артур был готов поразить Джеймса на расстоянии примерно двух метров.

Белизна беззвучно засмеялась, заставив Артура задрожать: он понял, что что-то пошло не так, и перед ним стоял не адмирал, к битве с которым он готовился. Артур вновь бросил короткий взгляд на лезвие меча: Френсис считал, что в битве с Джеймсом колющие и рубящие удары были бесполезны, и создал меч, предназначенный только для разрезания стальной плоти адмирала. Артур выругался: за полторы тысячи лет Френсис даже не создал ему другого меча про запас, и бойцу не оставалось ничего иного, кроме как верить в сообразительность своего друга.

Белизна слегка наклонилась, и Артур, тут же уклонившись влево, выставил меч в другую сторону. В тот же момент тело Джеймса пронеслось мимо, оцарапав бесформенной рукой бровь повернувшегося адмирала. Зубья меча впились в плоть капитана, а упорное давление со стороны Артура позволяло лезвию утопать всё глубже и глубже в корпусе Джеймса. Белизна беззвучно проскочила мимо Артура, с удивлением осматривая свою рану. Алая ткань рассыпалась в прах, пытаясь заполнить пустоты внутри, и, пока чудовище было отвлечено, Артур отошёл от него подальше и вправил правое плечо. Кровь начала заливать ему глаз, и он, не отрывая от монстра взгляд, поднёс лезвие меча к лицу и сделал неглубокий надрез в правом верхнем углу глаза. Вернув себе глубинное зрение, Артур начал наблюдать за чудовищем. Неспособное заживить рану алой плотью, оно заполнило её белым светом, и, когда тот обрёл форму и принял вид обычной человеческой кожи, снова повернулось к Артуру и улыбнулось своей леденящей душу улыбкой. Адмирал ни о чём не думал: всё его внимание было приковано к телу чудовища в ожидании новой атаки.

Оно снова рванулось к нему, и в этот раз Артур уклонился в другую сторону. Подлетев к врагу, Белизна закрутилась по часовой стрелке и ударила по пустому месту, в которое должен был, по её мнению, уйти Артур. Когда лезвие меча разрубило её пополам, она только беззвучно закричала в обиде – она ожидала, что он поступит так же, как и в прошлый раз. Он снова отбежал от чудовища, вправляя уже другое плечо. Пока оно восстанавливалось, Артур быстро достал чёрный кинжал и вонзил его в землю. Где-то вдалеке раздался рокот водопада.

Никак на это не отреагировав, Белизна восстановила себя и, поднявшись на ноги, снова ощерилась, злобно глядя Артуру в глаза. Истощённый от перенапряжения, он ожидал нового рывка, однако вместо этого она просто медленно пошла в его сторону. Когда её стопы начали растворяться в воздухе, Артур в ужасе закричал и тут же, закрутившись, рубанул по лицу воплотившейся за его спиной Белизны. Она успела его ударить, и он с силой упал на пол, заставив его каменное покрытие израсти трещинами. Белизна рухнула вслед за ним – он сумел разрубить её голову, и из глубокого надреза в правой части её черепа с хлюпаньем начала вытекать жидкая алая плоть.

Всё ещё крича от страха, он отполз прочь от её трупа и, не наблюдая движений с её стороны, откинулся на спину. Его тело опорожнилось, и он, совершенно ничего не стыдясь, зарыдал от перенапряжения: враг не был похож ни на человека, ни даже на обезумевшее животное, и Артур не мог поверить, что выжил. Снова поднявшись на ноги и превозмогая чудовищную боль в груди, он зашагал в сторону тела, опираясь на длинный меч. Пару раз пнув Джеймса, он облегчённо выдохнул: тот, казалось, был мёртв, лишь только жидкая опухоль продолжала вытекать из его мозга. Рокот начал нарастать, и Артур устало опустился на пол.

Когда хлюпанье прекратилось, адмирал истощённо поднял взгляд на труп. Того коконом окружили разрывы в пространстве, и Артур только с досадой вздохнул и снова бессильно зарыдал: белый свет своими лучами поднял тело Джеймса и начал излечивать его раны и недуги. Белизна выводила из капитана в том числе и смертельное излучение, позволяя мозгу и глазам восстановить свой первоначальный вид. Правая рука обрела нужную форму, однако не приняла необходимый облик, и повисла в пространстве фигурой из плотного белого света. Увидев полное восстановление своего врага, Артур обессиленно засмеялся и с трудом поднялся на ноги.

– Мог бы хоть дождаться, пока я помру, урод, – бросил он, когда кокон вокруг Джеймса восстановил даже одежду и наконец исчез, и на расплывшемся в воздухе лице капитана загорелись два кораллово-синих глаза.

– Я видел очень странный сон, Артур, – приглушённо ответил Джеймс и, осмотрев обеденный зал и прислушавшись к пульсам Древних, продолжил, – Тридцать детей?

– Да, и ещё семь беременны, – огрызнулся Артур.

– Ты омерзителен, – безразлично заметил Джеймс и поднял руку, готовясь к нападению.

– Не тебе меня судить, – бросил адмирал, – Ты ведь даже представить не можешь, каково это – две тысячи лет бояться смерти. Ты даже не можешь себе представить мой страх умереть здесь и сейчас, – сплюнул он и поднял меч. Джеймс опустил голову в раздумье.

– Ты прав, Артур, – неожиданно согласился он, – Прости меня. Я не могу тебя осуждать за всё это, как и ты не можешь осуждать меня, – примирительно проговорил Джеймс и воплотил чёрную саблю, – Защищайтесь, адмирал Уилсон.

– Защищайтесь, адмирал флота Джеймс Скиан, – с удовольствием ответил Артур.

Артур бросил оценивающий взгляд на лицо капитана: его черты мешались в воздухе, как будто постоянно примеривая разные варианты. Тем не менее воин был уверен, что теперь Джеймс видел двумя глазами, и простые уклонения уже никак не помогут. Плечевые связки Артура были готовы порваться, а спёртость дыхания говорила ему о том, что лёгкие уже начали наливаться кровью. Без всякой надежды на победу Артур вновь занял стойку, в этот раз подняв рукоять меча к своему лицу и опустив остриё к полу.

Джеймс резко рванул вперёд, действуя гораздо стремительнее, чем это делала Белизна. Артур едва успел заблокировать рубящий удар сверху, но это не остановило капитана – тот с силой вдавил клинок Артура в каменный пол, погружая полметра багровой стали в землю. Артур тут же выпустил меч и устремился к врагу, доставая кинжал из ножен, но капитан, сжав белоснежную руку в кулак, ударил противника в грудь. К его удивлению, она не оттолкнула Артура, но насквозь пробила его тело, и лезвие чёрного кинжала, сжатого в не дрогнувших от увечья пальцах Артура, утонуло в шее Джеймса. Каменный пол залила густая кровь двух адмиралов, стекающая по их телам алыми потоками.

– Я… победил, – со слезами на глазах и кровью в уголках рта беззвучно прошептал Артур и, отстранившись, вырвал кинжал и упал на спину. Безжизненное тело Джеймса рухнуло сверху, и Артур слабо его оттолкнул, – Я победил, адмирал Скиан, – попрощался он, повернувшись к врагу и улыбнувшись ему, и его тело обмякло.

Джеймса вновь окружили разрывы, и он тяжело поднялся на ноги. Рокот приближался, и воздух начал плыть от жара. Капитан наклонился к Артуру и вырвал из его груди ярко-красное ядро.

– Да, Артур, – прошептал Джеймс, закрывая адмиралу глаза, – Ты победил.

На пол начали падать тяжёлые капли – каменный потолок начал плавиться, и в некоторых местах появились небольшие дыры, пропускавшие в помещение расплавленное железо, формировавшее ранее ядро Френсиса. Джеймс улыбнулся: Артур был готов замуровать его в массе застывшего металла, даже если это означало самому свариться в нём заживо. Капитан напоследок улыбнулся своему врагу в ответ, и его тело исчезло в пятнах белого света, который унёс его дальше.

Получив сигнал тревоги и увидев, как стоящего перед ним клона Артура поглотило облако Белизны, Чарльз спокойно вздохнул и, поднявшись из-за рабочего стола и прихватив свои незаконченные записи, ушёл в прилегающий к кабинету архив. Тот был полон и старых, и свежих кожаных журналов, от корки до корки исписанных мелким аккуратным почерком адмирала. В центре комнаты стояло небольшое устройство, которое Чарльз незамедлительно активировал и, немного подумав, положил рядом с ним свои последние заметки. Комнату наполнили многочисленные разрывы в пространстве, отправляющие содержимое комнаты другим его вариациям. Адмирал вздрогнул: за его спиной неожиданно послышался пульс Древнего.

– Все остальные, как я понимаю, уже мертвы? – повернулся Чарльз к воплотившемуся из белого света Джеймсу, нажав скрытую кнопку на столе.

– Да, мертвы, – безразлично ответил капитан и начал приближаться к Чарльзу тяжёлыми шагами. Тот задрожал и, услышав доносящиеся из сердца острова взрывы и улыбнувшись, выставил руки вперёд.

– Подожди! Разве ты не хочешь ни о чём поговорить? – испуганно спросил Чарльз, наблюдая за застывшими в воздухе глазами адмирала и украдкой следя за тем, как исчезают в других реальностях его труды.

– У меня уже не осталось времени, – ревербирующим голосом ответил Джеймс, заставив каменные стены покрыться микроскопическими судорогами.

– Но ведь это всё длилось две тысячи лет! Ты не можешь… – начал было спорить Чарльз, но капитан стремительным ударом отрубил ему голову, разрезав помещение ударной волной. Из разрывов появились руки других вариаций Чарльза, успевшие схватить и унести в свои миры оставшиеся записи адмирала. Не придав этому значения, Джеймс бросил на разрушенную комнату быстрый взгляд и снова исчез в белом свете.

Воплотившись рядом с самолётом, капитан обнаружил на нём новый пурпурный нарост, закрывающий собой кабину. Джеймс торопливо коснулся его и, почувствовав внутри информационное поле Френсиса, тут же наполнил плоть Белизной, принявшейся безжалостно давить остатки души старого адмирала. На секунду освобождённый от компании странного божества, капитан смог подумать о чём-то отвлечённом и утомлённо оглянулся.

Несмотря на доносящиеся из-под земли взрывы и неутихающий рокот расплавленного железа где-то вдалеке, Джеймс удивился повисшей в воздухе тишине: впервые за очень, очень долгое время вокруг не было ни одного живого Древнего, и информационное поле не переносило никаких данных кроме его одинокого пульса. Капитан некоторое время прислушивался к мёртвому безмолвию и наблюдал за тем, как остров погружается во тьму – даже сейчас, окруженный смертью со всех сторон, он не мог вообразить себе, как жилось трём адмиралам, которые выступили против него, несмотря на свой истошный страх перед ним и всем, что он для них олицетворял.

Когда Белизна вернулась в его сознание и увидела все его мысли, она с обидой застыла вокруг его силуэта, и, когда он наконец попытался забраться в кабину небольшого самолёта, его тело с трудом перемещалось в пространстве, как будто замурованное её барьерами. Несмотря на это, адмирал упрямо продвигался, отбирая у неё движение каждой своей клетки.

– Я знаю, чего ты хочешь от меня, – выдавил из себя Джеймс, – Но я не позволю тебе забрать их у меня, – спорил он со сковавшим его белым светом, – Я успею дойти до Предела до того, как ты их окончательно сотрёшь.

Повернув отмеченные Френсисом рычаги управления, Джеймс вдавил спрятанный в обивке кресла кусок плоти в некое подобие компаса, и, переработав старую плоть Джеймса, тот показал направление к Судьбе. Улыбнувшись, адмирал включил двигатели, и те тихо зашипели, поднимая самолёт над землёй. Напоследок обернувшись и осмотрев остров на предмет выживших, Джеймс устремился к своей команде.

***

Судьба повисла в воздухе над незнакомым Джеймсу островом – как он ни пытался, он не мог услышать его пульса, как будто тот был обычным повисшим в сумеречном воздухе куском земли. Несмотря на это, он безо всяких сомнений приземлился и оглянулся в поиске своей команды. Судьба не слышала его присутствия: все их сигналы искажались информационным гулом, который начал незаметно проникать в сознание капитана. Наконец, перед ним воплотилась старая, иссохшая женщина в пурпурной робе. Джеймс озадаченно наклонил голову: Катарина должна была быть единственной женщиной-Древней, и он не мог определить, кто перед ним сейчас находился. Её лицо он, как и все остальные, никак не мог отчётливо увидеть, а привычный способ узнавания – по пульсу Древнего – не срабатывал.

– Кто Вы такая? – спросил он осторожно.

– Я – Душа, одна из хранителей… – начала было пожилая женщина, но, убедившись в том, что она не принадлежала Флоту, Джеймс вместе с Белизной тут же свернули ей шею белоснежными руками, которые воплотились в воздухе перед старухой. Капитан не заметил ни её чрезвычайно высокого роста, ни странной формы ушей, ни даже её шестипалости – Белизна тут же расщепила её тело и, переработав его информацию, воплотила в воздухе дом, из которого доносились голоса матросов Судьбы.

– Они там? – инстинктивно спросил Джеймс и, получив от Белизны ответ, побежал к дверям. Почувствовав, как она застыла в отдалении, он повернулся к ней, – Почему ты не пойдёшь? – спросил он подозрительно и, получив ответ, выдохнул и немного обмяк, не ощутив, как она вернула его прежнее лицо на место, – Спасибо. Попрощаюсь с ними и вернусь.

Капитан подошёл к деревянной двери и прислушался: матросы что-то неслышно обсуждали по ту сторону, но он мог различить в их голосах беспокойство. Бесшумно выдохнув и сжав свою волю в кулак, Джеймс медленно открыл деревянные двери и вошёл внутрь.

Команда Судьбы сидела за богато накрытым столом, и, когда вошёл их капитан, матросы резко замолчали. Джеймс не узнавал их лиц, однако присутствовали здесь точно все – он несколько раз их пересчитал и незаметно для них с облегчением выдохнул.

– Здравствуйте, адмирал Скиан, – дрожащим голосом поприветствовал его Кёрк, сидящий по другую сторону стола, – Поужинаете с нами?

– Здравствуйте, – ошарашенно ответил Джеймс и, увидев бури эмоций на каждом лице, сел с ними за стол, – Что с Вами произошло?

– Доктор мне всё рассказал, – глухо ответил Кёрк, – Это правда, капитан? – надрывно спросил матрос, – Всё, что он рассказал?

Джеймс выругался и, вовремя обретя самообладание, медленно положил руки на стол. Матросы спрятали свои взгляды и замерли в ожидании его ответа, один лишь Кёрк смотрел прямо на своего капитана.

– Да, – коротко кивнул наконец Джеймс, – Да, всё правда.

Матросы, все как один, выдохнули, и некоторые даже зарыдали.

– Это ничего не меняет, – твёрдо сказал Джеймс, – Вы всё равно устроили бунт на моём корабле.

– Да, мы понимаем, – добродушно сказал Кёрк, – Мы знаем, какова у этого цена, но мы рады, что смогли всё узнать перед смертью. Спасибо Вам большое за всё, капитан, – сдерживаясь изо всех сил, сказал матрос, – Давайте поужинаем в последний раз, адмирал Скиан. Как одна команда. Как настоящие соратники.

– Конечно, – ответил Джеймс, и по его лицу, принявшему перед командой свою настоящую форму, покатились синие бусинки слёз.

Некоторое время все сидели молча, но, как только Адам спросил у капитана о происхождении шифров, записанных в навигационных листах, и получил от Джеймса полный, дружелюбный ответ, команда тут же завалила его кучей других вопросов. Он, как мог, по очереди отвечал на них, всё больше и больше раскрывая свои старые планы и причины своего поведения. Команда, получая всё больше и больше ответов, постепенно затихала, понимая, насколько аккуратно и изощрённо капитан создавал им иллюзию борьбы. Сейчас, когда всё уже было позади, и они должны были вот-вот умереть, неминуемая кончина уже их не пугала: Джеймс рассказал им и о Бездне, которая медленно поглощала этот мир. Яства на столе тоже постепенно исчезали, питая первый полноценный разговор команды – без телепатических команд и скрытных, запуганных до смерти шёпотов морзянкой.

– Кстати, Вы видели хозяйку острова, адмирал? – спросил вдруг напряжённо Кёрк.

– Да, – виновато признался Джеймс, – Я торопился к вам, поэтому, как узнал, что она не из Флота, убил её. Вряд ли она бы приблизила нашу встречу, – пояснил он, к удивлению не встретив у команды никакого осуждения.

– Спасибо большое, – выдохнул Кёрк, – Она хотела использовать нас в качестве приманки, чтобы запереть Вас внутри. Она и её братья – что-то вроде стражей Предела, как мы поняли, – рассказал матрос.

Джеймс немного помолчал, обдумав происходящее.

– Она не говорила, сколько их всего? – спросил он наконец.

– Нет, она вообще ничего про других не рассказывала, – пожал плечами Кёрк и, покосившись на опустевший стол и печально улыбнувшись, встал из-за стола и поднял кубок с вином. Остальные матросы, как и Джеймс, последовали за ним.

– Что ж, адмирал Скиан, спасибо Вам большое за всё то время, что Вы посвятили нам и нашим братьям – как на борту Судьбы, так и на островах. Мы безмерно благодарны за Вашу помощь и заботу. Спасибо, что спасли нас, – произнёс тост Кёрк.

– Вам тоже спасибо, – неожиданно сказал Джеймс, – Только благодаря вам я всё это время оставался человеком. Это лучший дар, который я когда-либо получал, – поблагодарил капитан свою команду, и они все осушили кубки.

– Продолжим там же, где нас так бесцеремонно прервали? – спросил капитан, воплощая чёрную саблю.

– Так точно, капитан! – ответили хором матросы, встав в полукруг и обнажив клинки. Джеймс в последний раз улыбнулся им и рванул вперёд, чтобы закончить их адскую службу.

Кровь на лице адмирала смешалась с горькими слезами, но он продолжал уклоняться, колоть и рубить, с каждым новом ударом ощущая, как какая-то частичка его человечности умирает вместе с каждым новым матросом. Через весь шум битвы, через гулкий набат разрезаемого и заживающего сердца, через оглушительный звон стали и хруст перемалываемых костей Джеймс слышал тонкий перезвон своей собственной вины – он позволил опухоли развиться слишком далеко, позволил алой плоти забрать слишком большую часть его души, позволил времени стереть имена и лица тех, кого он убивал прежде, имена и лица тех, кого он видел сейчас. Погружённый в гул жившего здесь божества, он боролся почти вслепую, не имея ни малейшего представления, кого из бывших аристократов он разрубал пополам, а кому отрубал голову или пронзал сердце; все их лица с годами смешались в одно лицо, в лицо, которое он не помнил и которое не знал. Он не мог вспомнить, был ли погибший в прошлой жизни его соотечественником или же иностранцем; не мог вспомнить, на каком тот плавал корабле и в каком флоте и сколько лет служил. Он не мог представить, как представлял прежде, как они с очередным убитым служили бы на одном корабле, служили бы без вечной паранойи и тяги убить друг друга, не мог даже вообразить, как узнал бы кого-то из них, приедь они к нему домой или встреть он их в столице. Наконец, когда упал последний матрос, Джеймсу пришлось испытать всё заново, подходя к каждому уже не способному быть кем-то опознанным трупу и вырывая из его груди светящееся красное ядро. Капитан касался лиц матросов, поворачивал их, оценивал их телосложение в попытке назвать каждого по имени, попрощаться с каждым отдельно, но в конечном итоге оставил эти попытки, признавшись себе в том, что он просто пытается слепо угадывать. Оторвав полу своей старой морской шинели и взяв её за уголки, он начал собирать в самодельный мешок сияющие сердца своих подчинённых, чтобы вызволить их из заточения странного бога.

С трудом выйдя наружу, изрубленный и изломанный и внутри, и снаружи, Джеймс с вызовом посмотрел на силуэт Белизны, ожидавшей его за дверью. Та не стала спорить или пытаться отобрать у него его соратников – она только мягко скользнула вверх по его руке и, как и прежде, начала восстанавливать его ранения, удивившись двум чистым от крови бороздам под его глазами.

– Я не хочу это делать, – признался он Белизне, – Но знаю, что должен. Ради них. Ради всех остальных.

Белизна как будто не услышала его, продолжая восстанавливать и усиливать его ткани. Джеймс только почувствовал, как она мягко погладила его по плечам, поддерживая любое его решение.

– Спасибо. Это не займёт много времени, – сказал он, сев на землю. Белизна создала вокруг капитана небольшую сферу, свободную от истошного информационного рёва божества, дав ему возможность прислушаться к тихому пульсу угасающих ядер. Джеймс облегчённо полузасмеялся, полузарыдал: он всё ещё мог узнать каждого из них, пусть и не в человеческой форме, и мог попрощаться по-настоящему. Его покрытые ещё не засохшей густой кровью пальцы скользили по гладким поверхностям сфер, но он всё же сумел цепко выхватить одну из них.

– Прощай, Мортимер, – попрощался он с членом своей команды и, отпустив ядро в небо, какое-то время смотрел ему вслед, прежде чем взять новое, – Прощай, Алан, – попрощался он и повторил свой короткий ритуал, – Прощай, Кёрк. Прощай, Блейк. Прощай, Чарльз. Прощай, Тоби. Прощай, Артур. Прощай, Давид. Прощай, Роберт. Прощай, Ганс. Прощай, Леонид. Прощай, Луи. Прощай, Френсис. Прощай, Итан. Прощай, Яков. Прощай, Хьюберт. Прощай, Андрей. Прощай, Гюнтер. Прощай, Росс, – попрощался он со своей командой. С каждым новым взлетевшим ядром Луч слабо вспыхивал, ненадолго продлевая свою жизнь, но это лишь ненамного осветило сгущающиеся сумерки.

Белизна воплотилась перед Джеймсом и, присев перед ним, указала ему на карманы изорванной шинели. Он задумчиво пошарил по ним руками, и достал оттуда ещё три ядра.

– Прощайте, адмирал Уилсон, – с печалью попрощался Джеймс, – Прощайте, адмирал Мэддн. Прощайте, адмирал Бриджман, – проводил своих подчинённых в последний путь адмирал флота.

Белизна не двигалась с места и, казалось, в чём-то сомневалась. Когда Джеймс начал вставать, она остановила его жестом и, воплотив в воздухе новое ядро, неуверенно протянула его капитану. Тот взял его в руку и долго прислушивался, не узнавая пульс этого Древнего. Он казался кем-то близким и знакомым, но Джеймс никак не мог с точностью вспомнить, кем именно был владелец этого сердца. Увидев его замешательство, Белизна печально приблизилась к капитану и прошептала ему на ухо имя последнего Древнего. Джеймс только издал короткий болезненный смешок и выставил руку вперёд.

– Прощайте, адмирал Скиан, – беззвучно прошептал Джеймс и отпустил ядро в небо. Луч никак не отреагировал на возвращение последнего Древнего – в том уже почти не оставалось жизни.

Джеймс тяжело поднялся на ноги и начал двигаться в сторону своего корабля. Белизна не вселялась в него, вместо этого приняв человеческую форму и идя рядом с ним. Капитан посмотрел на Судьбу: вся её поверхность была покрыта незажившими шрамами былых боёв, и кое-где снова появились жёлтые наросты, сулящие ей медленную, изнуряющую смерть. Несмотря на это, она всё ещё была готова нести Джеймса дальше, пытаться помочь ему исполнить своё предназначение – они с ним были последними существами, которые когда-то покинули Землю, и ни доктор Карн, ни уж тем более Белизна не могли помнить, какой они её оставили.

Представив себе момент их воссоединения, Джеймс почувствовал неприятный укол вины: судя по его ощущениям, большая часть его тела теперь принадлежала Белизне и была создана из её «материи», и капитан боялся, что Судьба могла его не узнать. Даже если она и узнала бы его, как он мог объяснить ей, что её плоть больше не сможет его восстановить? Что она больше не способна поддерживать его в той же мере, как прежде? Что её помощь, какой бы искренней и сердечной она ни была, только вредила ему и, возможно, могла превратить его в безумное животное, обречённое на бесконечные страдания? Что все две тысячи лет, которые она воскрешала его, давала ему силы, поддерживала и любила его, теперь уже навсегда позади? Джеймс бросил взгляд на самолёт, оставленный рядом с Судьбой – как ей объяснить его мысль о том, что она, возможно, уже ему не нужна?

Контуженный тяжёлыми мыслями, Джеймс забрался по трапу на палубу воздушного корабля. Судьба тут же воплотилась перед ним и долго смотрела на его изодранную униформу и на его опять уже бесформенное лицо. Изучила она и белоснежный незнакомый силуэт, хозяйка которого уже начала незаметно проникать во внутренние системы дирижабля и отнимать у Судьбы власть над её собственным телом. Вскоре Белизна поразила сознание Древней, и та сразу узнала своего капитана – его лицо обрело в её восприятии свою привычную форму, однако Судьба ощущала, что что-то было не так. Приметив виноватый, полный сомнений взгляд Джеймса, она с горькой улыбкой протянула ему руку, которую он нерешительно взял.

– [Я знаю, – призналась Судьба, – Я буду с тобой до конца, адмирал. До самого конца.]

Чувствуя себя незаслуженно прощённым, Джеймс прижал к себе её человеческое воплощение, пытаясь не думать о грядущем неизбежном расставании и одиночестве, которое следовало за ним. Судьба стала ещё человечнее, чтобы хотя бы притвориться той любовью, которую он пытался через неё вспомнить, и разделить с ним этот момент тихого, печального счастья. Джеймс утонул было в давно позабытом нежном запахе волос и мягком тепле её тела, но Белизна холодно напомнило ему о его сущности, заставив согнуться пополам: он уже отторгнул всё, что определяло его как человека.

Всё его нутро, вся его душа скорчилась в истошном безудержном крике, раз за разом повторяющим одно и то же слово: «Разлука», «Разлука», «Разлука». Воздух наполнился невыносимым информационным гулом, как перед домом Души, и в глазах зарябило. Джеймс рухнул на колени: в его восприятии всё начало рассыпаться в прах, улетучиваться и исчезать без следа, и, когда Судьба опустилась к нему и попала в его поле зрения, капитан закричал и вмиг выцарапал себе глаза. Судьба с Белизной тут же попытались восстановить его зрение, но Джеймс, всё ещё продолжая кричать, только снова их выдавил, отторгая воспринимаемый им мир.

Когда Саймон, пробуждённый истошными криками наверху, забрался на палубу, он обнаружил катавшегося по полу в агонии и безумии Джеймса и двух божеств, которые безуспешно пытались его восстановить.

– [Я ему помогу. Нам нужно лететь,] – поспешно передал он Судьбе и поднял Джеймса ростками алой плоти. Древняя только кивнула в ответ, и, сложив трап, поднялась в воздух, оставив пустынный остров далеко внизу.

Продвигаясь по узким коридорам, от стен которых отражались надрывные крики капитана, Саймон несколько раз касался тела своего друга в попытке узнать, что же с ним произошло, однако каждый раз как будто натыкался на бесцветную стену, отделявшую душу Джеймса от этого мира. Доктор Карн с недобрым предчувствием положил капитана на кровать в его каюте, и с силой рванул его руки, пальцы которых были на две фаланги погружены в глазницы. Джеймс сопротивлялся, и даже Судьба, которая попыталась помочь доктору, не смогла помешать ему раз за разом наносить себе увечья. Перебросившись парой мыслей, Саймон вместе с Судьбой привязали Джеймса к кровати лентами алой плоти, по крайней мере не позволив ему больше перекатываться. Через некоторое время капитан наконец-то затих, позволив своим спутникам облегчённо выдохнуть.