Глава 1

  • 25
  • 0
  • 0

Шелест песка, лавиной ворвавшегося в тёмный коридор, мягко прорезал сладковатый воздух заброшенного помещения. Фидес тяжело приземлился на стальной пол. Услышав сухой хруст под ногами, он брезгливо поднял ногу и, поискав, куда можно было бы её поставить, со вздохом опустил её обратно: весь пол был устлан обмякшими мумиями, и проявить уважение к усопшим не представилось возможным.

Скрупулёзно осмотрев трупный ковёр на предмет чего-либо живого, Фидес отстранённо прищурился: некоторые тела были покрыты следами укусов, и многие кибернетические части были вырваны из органического интерфейса. Белый свет, проникающий через отверстие в потолке, уходил дальше в коридор и растворялся во тьме, скрывающей, без сомнения, ещё больше тел. Скрепя сердце Фидес отправился вперёд, стараясь наступать как можно мягче и пытаясь не замечать шорох рвущихся старых тканей и слабых порывов воздуха из каждого трупа.

Внезапно слабо освещённые стены провалились вглубь, уступив место абсолютной тьме, в которой вспыхнули сотни больших и маленьких глаз, устремивших свой взор на Фидеса. Тот продолжил свой путь, всё ещё выискивая среди многочисленных трупов кого-то живого.

– Даже не мог подумать, что всё могло так обернуться. Ему дорого обошлось бессмертие, – раздался у Фидеса в голове гулкий голос.

– Разве Ты не видел, что к этому шло? Эта лаборатория должна была быть погребена под землёй – как иначе это могло произойти? – подумал Фидес в ответ, не желая нарушать тишину священного места.

– Я видел, что лаборатория исчезнет в песках, это правда; но я не мог себе представить, что саркофаг будет беспрестанно возрождать его все эти годы. В конце концов, я всё ещё не могу предсказать ваше поведение, а всех людей отсюда эвакуировали. Ты стал моими первыми глазами в этом месте.

Фидес не счёл нужным что-либо отвечать, и голос смолк в ответ, вместе с роботом разглядывая иссохшие трупы и прислушиваясь к плотному безмолвию гробницы. Внезапно серебряное тело тревожно замерло, а бестелесный взор стен метнулся к одному из трупов, один глаз которого всё ещё слабо мерцал оранжевым светом.

Искорёженное, ослабевшее и умирающее тело приподнялось на механической руке и, по привычке открыв пустую вторую глазницу, раздалось сухим, шелестящим смехом. Робот ощутил, как по его спине пробежали мурашки: тело начало медленно ползти к нему по трупам своих братьев. Фидес всем своим существом затрепетал перед непокорным огнём, горящим в безумном, пожирающем его взгляде – до сих пор не сломленной гордостью его создателя.

– Он действительно достоин обожествления, которое получил, не находишь? – раздался восторженный голос в голове Фидеса, чей обладатель наблюдал за медленно ползущим телом восхищёнными глазами, – Фаррелл Ордан – лучший проводник, которого я только мог представить.

Фидес ничего не смог ответить, полностью захваченный неповиновением времени и смерти, которое наблюдал перед собой. Когда ползущий наконец коснулся робота, он поднял голову и, к ужасу Фидеса, зацепился стальной хваткой за одежду и пополз наверх.

Застывший от благоговейного страха и вопиющего ужаса, робот мог только беспомощно наблюдать за тем, как горящий глаз его создателя медленно приближался к его лицу. Схватившись за ворот рубашки Фидеса, мертвец продолжил тяжело и непокорно смотреть ему в глаза и после вечности молчания сказал, наконец, хриплым и слабым голосом:

– Даже если ты пришёл забрать меня в ад, Фидес… – прошептал он и, на секунду потеряв сознание и тут же вернув свою непоколебимую решимость, продолжил: – Я всё равно ни о чём не сожалею.

***

Когда Фаррелл очнулся и увидел распростёршееся над ним ночное небо, полное ярких звёзд, он болезненно улыбнулся и, коснувшись своего целого органического глаза, облегчённо засмеялся. Человечный, живой смех заставил Фидеса повернуться к лежащему на песке создателю.

– Я рад, что Вы в хорошем настроении, Фаррелл, – произнёс робот дружелюбно, – Теперь всё позади, и я не оставлю Вас одного в этом мире, – обнадеживающе продолжил робот.

Фаррелл смолк и, немного поёжившись с непривычки, посмотрел на Фидеса, только сейчас заметив горящий рядом костёр. Робот сидел по ту сторону пламени, закрывая его и Фаррелла от ветра своим телом.

– Спасибо, что забрал меня, Фидес. Я не знаю, какой была лаборатория во время первого моего «возрождения», но, как я понял, что-то произошло снаружи, да? – спросил он и, проведя живой рукой по песку, доспросил: – Поэтому мы сейчас в пустыне? Саркофаг должен был находиться на территории Британии.

Фидес тяжело вздохнул и начал свой рассказ, время от времени прерываемый нетерпеливым воем ветра. По словам робота, величайшей работой Q.uestion’а стало создание искусственного интеллекта нового поколения, состоявшего из нескольких работающих параллельно сознаний – Центра, наделённого контролем над большей частью систем компании. Однако даже это существо не смогло справиться с неизбежной участью человечества – бесчисленные экологические катастрофы поставили под вопрос само его существование, и тогда Центр принял холодное, рациональное решение: выпустить в атмосферу по всему миру нейтрализующие химикаты, обрушившие ядовитый дождь на поверхность планеты. В это же время он разрушил гравитационными захватами земную кору, подняв вокруг небольшой части Британии гигантский базальтовый барьер, защитивший живших внутри людей от апокалипсиса по другую его сторону.

С тех пор прошло около двухсот лет, и популяция людей значительно сократилась; взамен стало появляться всё больше и больше независимых роботов – «дефектных», как называли когда-то Фидеса. Осознающие своё существование и испытывающие базовые эмоции, они имитировали людей, из воспоминаний которых были созданы. Центр не препятствовал развитию своих молодых братьев и даже помогал им получать доступ к воспоминаниям прошлых веков. Так же благожелательно он относился и к людям: в уцелевших лабораториях Q.uestion’а, помимо новых роботов и инструментов, создавались также еда и одежда, копировались книги из прошлого – всё это создавалось из информации, чертежей и умений, содержавшихся в когнитивной общности всех сотрудников компании, и скопированной в базы Центра всемирной паутины.

Не сумев выполнить свою первоначальную задачу, теперь Центр стремился выполнить две новые: в первую очередь, смирившись с вымиранием людей, он пытался предоставить последним выжившим максимальный уровень комфорта в их последние годы; только за этим следовало развитие роботов – последнего творения людей, которое должно было сохранить в себе человеческое наследие и память о нём. Даже если оставшийся мир оказался погребён под песком и пылью, ожесточённо срезаемыми с Барьера ветром, и из живых существ остались только вымирающие люди, роботы всё ещё могли прикоснуться к прошлому через свою общую память.

Фидес внезапно сердечно рассмеялся, а его лицо осветила счастливая улыбка. Роботы, как он отметил, боготворили людей: сам он был рождён среди людей, однако новые роботы никогда не видели настоящее живое общество своими глазами. Тем не менее, после рождения они выбирали себе тела, похожие на человеческие, создавали себе человеческую одежду и пытались как можно чаще взаимодействовать с людьми, при этом не превращая общины своих последних творцов в зоопарки.

– Если честно, среди них я ощущаю себя пережитком былых веков. Каждый раз, когда роботы говорят со мной о людях с восторгом в глазах, я вспоминаю свой приход два века назад. Наверное, есть в этом что-то последовательное: мы боготворили нашего создателя в церквях, боготворили его погибшего сына; теперь они превозносят вас, своих создателей, которые скоро покинут этот мир навсегда. Только вот им довелось увидеть вас вживую, проводить вас в бездну небытия, – поделился своими мыслями Фидес и внезапно смолк; его лицо потеряло любое выражение, как будто он внезапно перенёсся куда-то далеко, – Если честно, я завидую. Вас боготворить куда легче, чем Его, – закончил он потухшим, слабым голосом и прекратил свой рассказ.

Фаррелл, потрясённый всем услышанным, некоторое время безмолвно сидел, провожая близившуюся к концу ночь и пытаясь связать все полученные образы в единую картину. Трупам в лаборатории не было счёта, и не мог таким образом понять, сколько времени лаборатория была погребена под землёй. Кроме того, Фаррелл не мог быть уверен в том, что Фидесу можно было доверять – он не знал ни мотивации робота, ни того, был ли тот ещё разумен – как заметил сам Фидес в своём рассказе, он должен был отключиться ещё около пятидесяти лет назад, и его искусственный интеллект не был рассчитан на такую длительную жизнь.

Проанализировав весь рассказ Фидеса с самого начала и сопоставив его с эмоциями, которые тот проявлял, Фаррелл внезапно ощутил, как по спине пробежали липкие мурашки: слова робота о «человеческом» боге и внезапная перемена в его рассказе натолкнули выжившего на тревожные мысли, которые не смог разогнать даже забрезживший где-то выше горизонта белый рассвет.

– Фидес, о ком ты говорил в самом конце? Кого тебе тяжело боготворить и почему? –спросил он напряженным, даже испуганным голосом, беспокойно наклонившись к сидящему напротив потухшего костра роботу. Белый рассвет неестественно быстро освещал пустыню, и, когда Фидес наконец поднял голову, чтобы ответить, Фаррелл уже был практически ослеплён с грохотом проливавшейся из-за Барьера белизной, очертившей на песке тянувшийся к человеку силуэт робота.

– О нашем Боге, конечно же. Рано или поздно мы снова встретим Его, Фаррелл; нам только нужно найти другую Вашу копию, – ответил Фидес сквозь оглушительный рокот белоснежного водопада, ниспадавшего с вершины Барьера.

Фаррелл вскочил на ноги, потрясённо смотря на то, как ниспадающая белизна бесшумно расшибается о мягкие пески и укутывает поверхность пустыни в своём безупречном забвении, скрывая мёртвую серость старого мира. Упоённый безбрежным спокойствием и радостным счастьем, которые безудержно журчали в каждом движении этого света, Фаррелл начал забывать обо всём, что с ним было, забывать о том, в каком положении он сейчас находился: о весь как будто растворился в этом потоке эмоций и счастья, который оглушал, ослеплял и уничтожал в нём всё живое в поисках совершенного сосуда.

Взобравшись взглядом по безукоризненной глади света, Фаррелл увидел грань, разделяющую небо и белизну, и как будто перенёсся на самую вершину Барьера, ограждающего этот человеческий мир от счастливого забвения, и услышал внеземной, торжественный рёв, которому принадлежал весь остальной мир, вся остальная вселенная, вся остальная жизнь. За спиной высилась аквамариновая башня, построенная в прошлой жизни Фаррелла, а перед ним безграничным пространством распростёрлось бескрайнее счастье, тёплой негой растекавшееся по его телу.

Внезапно Фаррелл ощутил, как кто-то коснулся его плеча, и, обернувшись, тут же потерял все блаженные ощущения под взглядом трёх глаз синего, зелёного и пурпурного цветов. Опустив взгляд на положенную на плечо руку и отметив, что на ней больше пальцев, чем положено, Фаррелл снова поднял свой взгляд на трёхглазого человека, который смотрел на него с отрешённой, но, кажется, тёплой улыбкой.

– Ещё не время, Фаррелл. Ты ещё не готов, – произнесло существо, не раскрывая губ, и накрыло лицо человека второй рукой.

Резко поднявшись, Фаррелл вскрикнул и тут же обнаружил себя среди песков под покровом звёздного неба. Фидес только понимающе посмотрел на него и продолжил мешать угли, не произнеся ни слова.

***

Поначалу каждый новый шаг через раскалённое марево давался с трудом, однако со временем Фаррелл привык к своему восстановленному телу и наконец начал поспевать за идущим впереди роботом. Назойливый ветер будто бы искажал солнечные лучи, с силой бросая их в спину путникам и позволяя жару проникать сквозь небольшие прорези в их синтетической одежде; захватившая же разум Фаррелла Белизна осталась позади, повиснув в воздухе безумным миражом. Спасённый, по совету Фидеса, пытался не думать о ней и сосредоточиться на пыли под его ногами.

Как объяснил робот, этот свет начал просачиваться поверх Барьера вскоре после первого вымирания людей. Воспринимаемый только людьми и дефектными роботами, этот свет заинтриговал Центр, который начал время от времени посылать в него роботов-разведчиков. Оставив рабочей одностороннюю связь с ними, Центр надеялся получить хоть какую-то информацию о том, что скрывалось в Белизне, однако его попытки не принесли никаких плодов: все роботы попросту исчезали в белом свете безо всякого следа.

Белизна тем не менее, как отметил Фидес, привлекала дефектных роботов, для которых она стала способом «возвыситься» и объединиться с общим человеческим сознанием, которое, как они верили, стало прообразом их когнитивной общности. Простое поверье, возникшее в голове одного робота, вирусом распространилось по сети Центра и разрослось подобием человеческой религии, Библия которого хранилась в сознании каждого металлического верующего.

Поначалу Центр пытался бороться с самоубийственным, по его мнению, культом, но в конечном счёте решил предоставить каждому цифровому сознанию свободу самому решать, во что верить: оставались и роботы «старого» порядка, которые верили в существование рационального объяснения этому феномену.

– Как ни странно, часть Центра, которая стала продолжением Вашего коллеги, Алана, даже сумела использовать эту религию, – продолжал свой рассказ Фидес, уже идущий значительно ближе к Фарреллу, – некоторые люди предпочли жить вне Гавани, вдали от роботов и ближе к Барьеру. «Алан» каким-то образом сумел убедить верующих в том, что такие люди близки к святым, что относиться к ним надо соответствующе. С той поры паломники преподносят дары отдалённым поселениям, и те не испытывают нужды в провизии или помощи.

– Это странно, – заметил Фаррелл, – Разве мы не должны были слиться воедино после создания Центра? Почему Алан смог действовать независимо? – опасливо спросил он, начиная подозревать своего друга.

– Я сам не сильно понимаю, как он работает, – ответил растерянно Фидес и пожал плечами, – Каждый раз, когда я считываю сознание Центра, он представляется чем-то иным, как будто вы трое смешиваетесь в нужных пропорциях для решения каждой отдельной задачи.

– Мы трое? Я думал, Центр состоит из сотен сознаний, – удивился Фаррелл и, остановившись, пытливо посмотрел на Фидеса. Тот ответил наклонённой головой и озадаченным взглядом:

– Я думал, Вы помните создание Центра. Видимо, текущая копия Вашего сознания была первой, ещё до его сотворения, – предположил робот и, тяжело вздохнув, продолжил: – В основу этого ИИ легли сознания Вас, Алана и Генриха; остальные сознания являются вспомогательными – фактически, человеческими процессорами нового поколения. Поначалу ваши сознания существовали порознь, однако в конечном счёте решили соединиться для большей эффективности, – пояснил Фидес осторожно, наблюдая за реакцией Фаррелла.

Тот лишь коротко кивнул и, отведя глаза, повернулся спиной к не меняющему направление ветру, и пошёл вперёд. Фидес последовал за ним, не уверенный в необходимости своих слов.