Rubedo: Ехо

  • 7
  • 0
  • 0

Rubedo

Мне ли до хлеба, до солода?

Хмелем бы небо лилось!

Мне — питьевое бы золото,

Золото, золото лоз!

Были ли, милые, двое вы? —

Вылили крепкий засол.

Золото мне питьевое бы,

Чёрное золото зол!

Бьюсь бельфегоровым молотом,

Вьюсь виноградной лозой.

Золото! Дайте мне золото,

Белое, белое зо...

Зори болотною выпью я

Выпью из чаши одна.

Выпью я золото! Выпью я!

Алое выпью до дна!

* * *

Эланоре Отис,

Звезде по имени Солнце

Блаженных кущ не удостоен,

Живу стремлением одним:

Я счастлив слиться с перегноем,

Чтоб твой росток взошёл над ним.

Берега Хакалуки

Эланоре Отис

Несусветную невидаль числами Грэма

Мы с тобой неслучайно считать научились:

Сколько лье под водою до Сиднея, Немо,

Где тебя дожидается твой «Наутилус»?

За пингвином, летящим по дикой саванне,

До полуночных звёзд не угонится йети.

Где Луна торжествует на чёрном Самайне,

Над коралловым рифом расставлены сети.

Просыпайся, малыш! От зубов барракуды

Нужен крепкий твой щит, мой оранжевый рыцарь!

В каждом крохотном сердце дыхание Будды

Пред лицом Хакалуки сумеет раскрыться.

Подними же свой меч, о солдат Вавилона!

Так заманчиво светит коварная пропасть...

Там... потом... нас уютная ждёт анемона...

Нынче — плыть сквозь огонь и заклинивать лопасть,

И искать огоньки в небесах беспросветных,

И в себя погружаться до самого донца,

Чтобы после плясать в одуванчиках летних

Под близняшкой-звездою по имени Солнце.

 

Колыбельная для дочери

Колыбельную пою

Я для дочери своей,

Колыбельную ночную.

Заговариваю ночь

От недобрых снов и грёз,

Да от бед и непогоды.

Ой ты, ноченька-сестра,

Не тревожь её покой, —

Ворожу я песню-лелю.

Ой ты, доченька моя,

Косы русые твои

Расчешу я в колыбели.

Заговариваю ночь

Я от ворога стрелы,

Да от лютого от зверя.

Чтобы спáла крепко дочь,

Колыбельную пою

Я луне седой да звёздам.

Ой вы, звёзды да луна,

Не тревожьте детский сон,

Не трепите косы белы:

Эти ночи не для сна,

Только буде лада-дочь

Спит спокойно в колыбели.

Колыбельную пою

Я до самого утра,

Колыбельную для дочи.

Заговариваю ночь

От печали и тоски,

Да от горестного ветра.

Ой ты, ноченька-сестра,

Косы русые не тронь,

Не пускай пургу-метелень.

Ой ты, доченька моя,

Ты до самого утра

Спи спокойно в колыбели.

 

* * *

Вокруг меня — всё плач и ропот,

Да сопли о тяжёлой жизни.

А я кукую в полной жопе —

И с полной жопой оптимизма.

 

Дриады

Запретного плода не зная, змеиного яда

Вкушая нектары в саду у Геона и Тигра,

За гранью вины и расплаты резвились дриады,

И ветер завидовал их зачарованным играм.

На флейте, кифаре, и в жмурки, и в прятки играя,

Нашли они струны, подобные рунам овечьим.

Нашли и украли. И долго толпились у края.

И были подавлены мрачною думой о вечном.

Две дюжины струн из эоловой лиры Мимира.

Ужели им петь легкозвукие песни Эдема?!

За думой о вечном — дриады творили кумира

Из Древнего Бога уездного града Аркхема.

Резвитесь, дриады! Запретного плода не зная,

Вкушайте-ка лучше нектары змеиного яда!

Лишь подняли ножку на путь сотворённого рая —

И предали души в огонь рукотворного ада.

 

Почти библейское

Я толстокожая скотина,

Точь-в-точь как быть они должны.

Чрезмерно умный для кретина,

Чрезмерно глупый для жены.

Лишь только слышу нежный шёпот,

Иль где чирикнул соловей...

(Читатель ждёт уж рифмы «жопа»;

На, вот возьми её скорей!)

Нахорохорясь, всякий кочет

Спешит курей топтать в уме.

Пусть каждый дрочит, как он хочет,

Когда бы мозг мне не имел.

Куда, куда вы удалились,

Златые кудри прежних дней!..

Отдам-ка плешь своей Далиле:

Пущай намается над ней!

 

Кицунэ

Не спи, серый пёс лесной!

Волчат стереги весной!

От ласковых птиц-лисиц

Храни, серый пёс лесной!

Не спать, серый брат, не спать!

Кицунэ — волчица-мать!

Хвостом заметёт следы...

Не спать, я молю! Не спать!

Прости ей, за всё прости.

Вторая луна в горсти.

Зеркальная гладь пуста.

Прости... Но не смей впустить!

Ты слышишь? Они кричат!

Беги, стереги волчат!

Не стоит и Жемчуг Звёзд

Покоя твоих волчат!

Залай, старый пёс, залай!

Вцепиться в неё желай!

Пускай ты охрип и нем —

Залай, ну давай, залай!

...Но рыжим костром звенят

Хвосты у твоих щенят.

От ласковых птиц-лисиц

Хвосты у твоих щенят.

 

Рикки-тикки-чок

В три кольца обвивала змея: затаила обиду.

А моя ли вина, не моя, — не подала и виду,

Что в любви, без любви ли — на тыквенной грядке не тесно,

Если там под скорлупкою дремлет Нагайна-принцесса.

Даже змеям пернатым в траву окунаться не грустно,

Если травы укроют дитя от укуса мангуста.

Языка лепестки, словно зубы, опасно двулики.

Отчего на устах у змеи не шипенье, а крики?

Тик-и-так, Рикки-Тикки! Нагайна тебя не услышит.

Эти крысы... Какие там крысы! Не крысы, а мыши!

От коварных сплетений сюжета — мурашки по коже.

Я на тыквенной грядке. Иначе и быть невозможно!

Будут крепки скорлупки, не хрупки: не яйца, а ядра!

Санкаршаны кошмарные зубы не снились Редьярду!

...А Нагайне б не грядку, Нагайне — дыханье люпина...

А Нагайна пернатая всеми ветрами любима!

 

* * *

Знаю: ни аскеза и ни плаха

Не подарит мне небесный хадж.

Но коль есть пришедшие к Аллаху,

Среди них Каддафи и Халладж.

 

Нисхождение Герды

Тогда она сняла свои красные башмачки,

первую свою драгоценность, и бросила их в реку.

Г.Х.Андерсен, «Снежная Королева»

И Иштар вопрошала:

Змий, зачем забрал ты драгоценность первую мою?

Нисхождение Инанны в нижний мир

(по Писанию Маган)

Вот с Небес к Великим Недрам

Ясны очи обратила.

Вот с Небес к Великим Недрам

Дева очи обратила.

Вот с Небес к Великим Недрам

Герда очи обратила.

Покидает буйный город,

К Стикс подходит полноводной.

Покидает дева город,

К Стикс подходит полноводной.

Покидает Герда город,

К Стикс подходит полноводной.

«Он почил и не вернётся!» —

Слышит город голос Герды.

«Он почил и не вернётся!» —

Слышит полночь голос Герды.

«Он почил и не вернётся!» —

Слышит ветер голос Герды.

«Он почил и не вернётся!» —

Слышат птицы голос Герды.

«Он почил и не вернётся!» —

Слышит солнце голос Герды.

«Он почил и не вернётся!» —

Слышит пламя голос Герды.

«Он почил и не вернётся!» —

Слышат розы голос Герды.

Тайные собрала знаки,

Силы тайные собрала.

Семь их было, тайных знаков.

В волосах сверкает роза.

На челе звезда Астарты

В белой ленте серебрится.

На лебяжьей шее жемчуг.

На сосцах златые кольца.

В соболиной муфте руки.

Латы на груди девичьей.

Туфли красные на ножках.

Иней пудры на ресницах.

К тёмной Стикс подходит Герда.

...

Вот к реке подходит Герда.

Вот к реке подходит, плача,

У реки тоскливо кличет:

«Если ты забрала Кая,

Не прошу вернуть обратно,

Лишь хочу на миг увидеть!»

Стикс волнуется бурливо,

Светлой Герде отвечает:

«Кто ты, кто ты?» — «Дева Герда,

Герда я — звезда Востока!»

«Если ты — звезда Востока,

Что ж ты Стикс тревожишь криком?

Для чего стремишься в земли,

Из которых нет возврата?»

Отвечает Герда речке:

«В царство Снежной Королевы

Я пойду за братцем Каем:

Погребальные жечь травы,

Погребальные пить вина.

Нет закона выше Воли!»

Стикс волнуется бурливо,

Светлой Герде отвечает:

«Жди, дитя, у края Бездны:

Доложу я Королеве!»

Стикс волнуется бурливо,

К Северу направив воды:

«Госпожа моя! Там дева!

Статью и лицом — богиня!

На моём унылом бреге

Шепчет городу о Кае.

На моём унылом бреге

Шепчет полночи о Кае.

На моём унылом бреге

Шепчет за́верти о Кае.

На моём унылом бреге

Шепчет ласточкам о Кае.

На моём унылом бреге

Шепчет солнышку о Кае.

На моём унылом бреге

Шепчет пламени о Кае.

На моём унылом бреге

Розы Герде отвечают.

Тайные собрала знаки,

Силы тайные собрала.

Семь их с нею, тайных знаков.

В волосах сверкает роза.

На челе звезда Астарты

В белой ленте серебрится.

На лебяжьей шее жемчуг.

В соболиной муфте руки.

На сосцах златые кольца.

Латы на груди девичьей.

Туфли красные на ножках.

Иней пудры на ресницах».

Рассердилась Королева,

Побелела пуще снега.

Мрачной Стикс даёт наказы:

«Стикс, темна и полноводна!

Что скажу, да не преступишь!

Семь ей отодвинь засовов,

Раствори врата Ганзира,

Что в Лапландии холодной!

И когда войдёт в них Герда,

Я сама плутовку встречу».

Стикс волнуется бурливо,

Славит мудрость Королевы,

Отодвинув семь засовов,

Распахнув врата Ганзира.

Молвит Стикс прекрасной Герде:

«Заходи, врата открыты!»

И когда ступила в реку,

Туфли Бездна поглотила.

«Как же так?» — спросила Герда.

«Таковы законы Смерти:

Не ропщи в моих объятьях!»

В ведьмин сад ступила Герда —

Латы Бездна поглотила.

«Как же так?» — спросила Герда.

«Таковы законы Смерти:

Не ропщи в моих объятьях!»

Во дворец ступила Герда —

Кольца Бездна поглотила.

«Как же так?» — спросила Герда.

«Таковы законы Смерти:

Не ропщи в моих объятьях!»

В лес разбойничий ступила —

Муфту поглотила Бездна.

«Как же так?» — спросила Герда.

«Таковы законы Смерти:

Не ропщи в моих объятьях!»

В пустынь снежную ступила —

Жемчуг поглотила Бездна.

«Как же так?» — спросила Герда.

«Таковы законы Смерти:

Не ропщи в моих объятьях!»

Среди льдов ступает Герда —

Ленту Бездна поглотила.

«Как же так?» — спросила Герда.

«Таковы законы Смерти:

Не ропщи в моих объятьях!»

Кай, о Кай, явилась Герда!

Роза Бездною раскрылась!

«Как же? Как же?» — Стикс спросила.

«Таковы Любви законы:

Не ропщи в её объятьях!»

...

И, ликуя, написала

На пороге слово «ВЕЧНОСТЬ»...

 

* * *

мой дядя самых честных правил

нечестных в озере топил

душил прекрасные порывы

и лучше выдумать не мог

 

* * *

Бесконечной была разлука.

Долгожданной казалась встреча.

И к ладоням тянулись руки.

И луной улыбался вечер.

Но глаза опустили, смолкли —

Ни объятий, ни слёз не видно —

Парень с беркутом на футболке

И девчонка в жовто-блакитном.

Были песни нежны и звонки,

Нынче песня другая: слишком —

Больно прямо смотреть девчонке;

Стыдно прямо смотреть парнишке.

 

Нонконформизм

Я свой чувак в любом из Семи Миров,

Без стыда и сомнений сбрасываю старые кожи.

Если осень — наращиваю жирок,

Если весна — созываю мартовских кошек.

Всех, кто учит жизни, легко посылаю на

То растение, которое не слаще редьки.

Первым в драку — прости, не дурак. Но случись война —

Даже мысли «тише воды» будут крайне редки.

Голосуя, смотреть не пытаюсь на джунгли рук:

Моего осла скакун эмира едва ль догонит.

И пока ты постишь котиков на ли.ру,

С берегов Преголи в Нептуний день я зову Дагона.

«Постыдился б! — скажешь. — Тебе же под сраку лет!

Двоежёнец (в прошлом, а может быть — и в грядущем),

Раздолбай, бандеровец, а хуже того — поэт

(От стихов которого вянут райские кущи)!»

Но твои золотые скрижали смывает дождь:

В драных джинсах на площади я читаю сонет Цурэна,

А под вечер, сгребя в охапку рюкзак и дочь,

Ухожу на Целау, где ждёт лягушачья моя царевна.

Я хорёк в курятне, средь жаворонков — сова.

Я умею прощать — не умею просить прощенья.

Я в любом из Семи Миров буду — свой чувак,

Но не буду в Восьмом — твоём — даже за печеньки.

 

Ленин

Ильичи опадают к весне:

Все ручьи в океан сольются.

Но всё выше, мощней, ясней

Новый памятник — Революция.

Никогда не постичь тому,

Кто пред сильным склонял колени,

Что не в бронзе — в грязи коммун —

Эзотерический Ленин.

С пьедесталов сверженный лом

В паутине веков пылится.

Поделом ему, поделом

За азартные игры с полицией!

В небе новая всходит метла

И метёт без оглядки и лени:

Раскрывает святые крыла

Метафизический Ленин.

Калачи запекая в золе,

Палачи в кумаче обезумели.

Ты пойми: ни один мавзолей

Не удержит священную мумию.

Океаны сольются в ручей

Всех потерянных поколений.

Над обломками ильичей —

[люциферический] ЛЕНИН!

 

Реки Эдема

Ты далеко не Лилит, и она не Ева.

По воротник в пыли, я свернул налево.

Руки раскинув, стану звездой горящей.

Страхом людским питается древний ящер.

За Рубиконом, знаю, струится Лета.

Я поменяю знамя у сельсовета.

Между Кремлём и храмом бредёт отара.

Вновь искривлённые сабли вострят татары.

Слава, далёкий Киев, твоим героям!

Я не хочу, Россия, ебаться строем.

Вот и черта. Ни шагу в щупальца спрутьи!

«Я нарекаю жабу именем Путин!»

Ты далеко не Лилит, и она не Ева,

Но херувимам закрыта дорога к Древу.

Соль выступает, когда я смотрю обратно.

Мой Рубикон впадает в воды Евфрата.

 

Аты-баты

Аты-баты, шли солдаты,

Аты-баты, на парад,

Аты-баты, сладкой ватой

Зарядили автомат.

Аты-баты, зарядили

Марципанами рожок.

Аты-баты, что купили?

Аты-баты, пирожок.

Аты-баты, шли солдаты,

Аты-баты, на войну,

Аты-баты, покупали

В магазине ветчину.

Аты-баты, аты-баты,

Генералу не понять:

Почему его солдаты

Не желают воевать?

У него, у генерала,

Нелюбимая жена,

Оттого у генерала

Что ни вечер — то война.

А солдаты неженаты,

Им, ребятам, жить да жить.

Не хотят за генерала

Буйны головы сложить.

 

Скр/лепы

Бесплатные распятия

На тоненьких цепях...

К бесплатному распятию

Вас нынче прикрепят.

Коль не топили в тазике

Вас дяди с бородой,

Вас увезут уазики

Лихой сковородой.

На небесах набеситесь

Вы после, а пока

Торжественно повеситесь

У двери ОПК.

Напрасными приколами

Вам небеса грозят,

Ведь вы к кресту прикованы

Коленками назад.

 

Одинокие улицы

Если бы у нас было хоть немножко любви —

все пути наши и двери стали б чисты...

Если бы мы были друг другу нужны...

в наших руках зацвели б незабудки...

Одинокие улицы... снег и дожди...

мы — немые скитальцы в сгоревшей маршрутке,

На груди урагана рассерженных дюн

собираем свободы седые листы....

Николай Болток

Одинокие улицы... снег и дожди...

Мы — немые скитальцы в сгоревшей маршрутке.

На груди урагана свободы не жди:

И молчание скорбно, и возгласы жутки.

Если нам бы досталась хоть капля любви,

Мы бы всё, что имели, делили по-братски.

Погляди: на драконе, что Землю обвил,

Перепёлкой колпак встрепенулся дурацкий.

На рассерженных дюнах седой скарабей

Катит солнечный шар, и цветут незабудки.

Всё мирское — забудь.

Всё святое — разбей.

Мы — не мы. Мы скитальцы в сгоревшей маршрутке.

 

Хищник

Папа! Ты не можешь быть человеком.

Потому что ты любитель зверей.

И ты всегда будешь есть человеков и зверей.

Эланора Отис, 5 лет

Доктору Лектеру. И Олегу Зверю заодно.

Ты любимец зверей, и тебе не бывать человеком.

Твои мышцы лоснятся, безмолвием череп оскален.

Психология боли: надменно змеиное веко.

Анатомия страсти: твой разум — сверкающий скальпель.

Эскадрильи богов небеса бороздят облаками,

Ты ж — свободен от жала вины, потому и безвинен.

Ахероновый бражник, летишь в пожирающий пламень:

У порога тебя не найдут Гадаринские свиньи.

Ты недремлющий хищник. Ты собран. Ты вечно у края.

Пальцы струны ласкают в нутре человеческой плоти.

Ты вгрызаешься в бледное мясо. Ты просто играешь:

Ты у Воли в плену, потому и в темнице свободен.

Стены замка сегодня в пыли и морщинах эррозий.

Фантастический шабаш в любовных объятьях Кернунна.

...Сладострастная дева, распятая в вычурной позе,

Молодою луной на оленьих рогах прикорнула.

 

Осколок Луны

И увидев себя в глади рек отражённым с нею,

Тонкой рябью печаль очей от луны сокрою.

Так щенок-переярок, свихнувшись зимой от снега,

Острым когтем срывает кожу с боков сугробьих.

А потом — мы пойдём, в две ладони кидая к звёздам

Брызги хрупкой реки, как осколки зеркал разбитых.

Так матёрая пара, срывая созвездий гроздья,

Опрокидывает луну, уходя на битву.

 

Автостопом по Галактике

Триптих для Нэллы

Братец, и где бы ни рыскал твой серый нос,

В какие бы дебри тебя, бродягу, не занесло,

В итоге мы всё равно на кухне будем глушить вино —

Побольше корицы, слышишь, и можно совсем без слов!

Ольга Арофикина

Не для Сотофы

Сото-дзен: куда вкусней —

Риндзая буйство!

1.

Дорога упиралась в ебеня,

Асфальтовость теряя понемногу.

Нёс ветер капли с неба, а меня

Несло через железную дорогу —

Как сквозь Хумгат — в страну безумных норн,

В прокуренный уют бобровой хатки —

Как в Амбер, Зазеркалье, Танелорн...

...И за бухлом обратно до палатки.

2.

Она греет чай

на случай

бродячих улыбок,

по ночам

вылезает на сушу —

ебанутая рыба! —

настежь дверь:

от работы отвыкли

ключи от Рая, —

Беззаветно верит

в автостоп от Москвы

до самых окраин

Галактик:

 

любые тучи

сотрёт... полотенце!

Над волнами Атлантики

двум рыбам летучим

не разлететься,

а в машине,

жмущей сто сорок,

не жалко сдохнуть.

Что, Вершитель,

махнём к Танцорам —

сквозь окна?..

3.

...Да, ты права: слишком много слов... Нахреначь корицы!

Жду тебя в гости, в Приют Безумных «Кому за тридцать»!

Ближе, мой Маленький Брат!.. Да куда там ещё теснее...

...И увижу себя — в глади рек отражённым с Нею...

 

Апрельская Кошка

Апрельская Кошка подраненной лапой

Ловила удачу — не та.

Апрельская Кошка желает быть слабой,

Мурлыча в объятьях кота.

Апрельская Кошка в прокуренной шубке

Плевала, что дело табак.

Апрельская Кошка, раскурим по трубке,

Дымком отгоняя собак.

Апрельская Кошка, я знаю — непросто

Держать всё, что надо, трубой.

Виляют и вертят хвостами прохвосты

На дворике перед тобой.

Виляют и вертят. И мне повилять бы,

Не знать бы, забыть бы, как те

Царапины не заживают до свадьбы

Со свадьбы от прошлых когтей.

Апрельская Кошка, на дереве сидя,

И мне бы вылизывать мех.

Апрельская Кошка, давайте, просите

Бесплатного счастья для всех!

Апрельская Кошка, иные неужто

Такого же счастья хотят?

Лягушки-квакушки и мышки-норушки —

Игрушки для наших котят.

Луна будет лампой, светящей всеношно,

А небо, как встарь, потолком.

...И мне улыбнётся Апрельская Кошка

И угостит молоком.

 

Шакти

Шах тебе, шахиншах!

Шакти со мной на ножах.

Шаг теперь в тёмной шахте

Сделаю с новой Шакти.

Так, теперь — ни на шаг.

Счастливы натощак.

Нам бы с тобой ужиться,

Шактенька в синих джинсах!

Рыжей листвой шелести:

Встретимся после шести!

Шаткое наше счастье —

В поисках верной Шакти.

 

* * *

ровным пламенем,

вёртким семенем,

чёрным знаменем,

древним племенем,

метким выстрелом,

цепким ястребом,

злыми искрами,

снами ясными,

песней звонкою,

рыжей белкою,

змейкой тонкою,

колыбелькою,

падшей звездию,

бледной маскою,

хищной бестией,

снегом ласковым

прилечу.

 

всё моё твоё

пуговица в кармане

дырка в носке

фантик в тумбочке

тараканы под темечком

запах корицы

синяя птица

крыло перебитое

беседы заполночь

леденец в жестянке

сны расписные

всё моё твоё всё моё твоё всё моё

ветер в поле

вечер под звёздами

молчание в тряпочку

незрелые яблочки

ластик истёртый

детское счастье

оттепель в мае

декабрьское купание

преданные глаза

паутина в углу

всё моё твоё всё моё твоё всё твоё

мозоли на пальцах

компас и карта

плечо под рюкзак

жилетка на всякий пожарный

ракушки и пара камней

несладкий чай

семечки за подкладкой

память из глубины

даже то что за самым важным

не ко мне

всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё всё моё твоё

всё...

 

Идзанами

Мы каменные львы, о Идзанами-

но-ками. Стражи врат. И Кагуцути

из пастей пышет. Сумиёси с нами

приветлив. Наши дочери до сути

морских глубин, песчаных дюн дорвались —

не оторвать. А нас с тобой — от рэндзю.

Рюдзин глядит вослед. Резец нарвалий —

Небесное Копьё. Пора согреться,

о Изданами-тян! Золотооки,

вернёмся в город на вершине Оно:

нас рисом обделил толстяк Дайкоку,

но Бэндзай-тэн, как прежде, благосклонна.

 

* * *

Когда тринадцать дюжин утечёт

Играющих, постельных и похмельных,

Останется огонь, ладонь, плечо

И пара глаз, глядящих параллельно.

 

* * *

Из ниоткуда льются строчки

В лесу под шквальные порывы.

Под зыбким сводом наши дочки

Неподражаемо игривы.

В ночи отыщется вопрос ли

Для неразгаданных историй?

И важно ли, что будет после, —

Когда люпин. И дождь. И море.

 

* * *

о выйди выйди дева лебедь

отведать сокровенных тайн

о выйди выйди дева лебедь

в онлайн

 

Когда...

Когда мы станем чуть-чуть моложе,

Когда к востоку уйдёт светило,

Когда в июне — мороз по коже,

Когда, как в песне, «всё в наших силах»,

Когда, как в песне, «всё в нашей власти»,

И нет закона превыше Воли,

Когда не смогут молчать о счастье,

Когда не станут кричать от боли,

Когда пожары войны потухнут,

Когда стихи подождать попросят,

Когда заборы и стены рухнут,

И за зимою вернётся осень,

Когда удержат слова поэты,

И смогут жёны прощать обиды, —

Он в сотый раз промолчит об этом,

И ты ответишь: «Пожалуй, выйду...»

 

Поющий в терновнике

Пока я дрых в кустах, ты всё прохлопал.

Полпятака — цена твоих хвороб!

Да ты, никак, сготовил без укропа?

Ну, Братец Лис! На кой тебе укроп?

Мой домик, братец, не твоя жаровня!

Дай прикурить! Закурим по одной.

Кидай меня, поющего, в терновник:

Терновник, Братец Лис — мой дом родной.

 

* * *

Несбывшееся бродит у дверей

Мозаиками древней мостовой.

Нездешняя, сбывай её скорей,

Не то оно само и не с тобой.

 

Трофей

Опять в дорогу! Преклоню колена

у очага, дарующего свет,

ввергая в тлен. Но фениксом из тлена

вострю копьё и выхожу на след.

Хоть глаз коли. Луна дрожит на ели,

истёкши в грязь предсмертным серебром.

Тетёрки по весне бока наели —

хоть прямо в суп! Но колет под ребром:

Не смей! Тебе тетёрки не добыча! —

и тени растворяются в траве... —

Ни лани гибкий стан, ни шея бычья —

тебе не подобающий трофей.

Не мне, увешав стены головами,

уткнуть стопы в медвежий бурый мех,

жалея крокодильими словами

глупышку дичь, и поднимать на смех

соперников, чьи россказни богаче —

охотников, чьи подвиги бедней

моих... Не уповаю на удачу,

но вновь отправлюсь на свиданье с ней —

с моей судьбой, с опаснейшей из бестий.

Очаг, дарящий свет, себя изжил.

Приманкой друг для друга, выйдем вместе

на запах крови, хлещущей из жил.

Её, как и меня, терзает осень,

как и меня, ведёт луна в ночи...

Лишь та нужна, чей выпад смертоносен,

чей взор пронзает, когти горячи,

упруги мышцы, грациозна шея,

востры клыки... Иная не по мне —

нужна лишь та, какой не пожалею

оставить голову трофеем на стене.