Эпилог. Не готов сказать «прощай»

В безграничной белизне другого мира Богоубийца не обнаружил ни тела Судьбы, ни Высшего неба, ни даже безумного божества, что только что было рядом с ним. Бескрайние белоснежные просторы ничто не нарушало, и новорождённый бог бесплодно вглядывался в безупречную абсолютность. Наконец где-то вдалеке он заметил небольшую тёмную точку, которая, ощутив внимание со стороны нового существа, начала медленно приближаться.

Иссушенное тело незнакомого Богоубийце старика упорно сжимало окоченевшими руками копьё-косу, которое на пару минут воплотил в прошлой жизни и сам пришелец. Складки чёрной робы старого бога неподвижно зависли в воздухе, скрывая его побелевшие тонкие руки. Старик не дышал, и Богоубийца не ощущал никакого пульса или других сигналов с его стороны – безо всякого сомнения, он погиб уже очень давно.

– Прости, что так задержался, Время, – извинился пришелец, подходя к своему предшественнику, – Я слишком долго занимался тем, что презирал остальных.

Богоубийца не заметил, как очертания его рук налились Белизной, которая позволила ему без труда поднять задубевшее тело и положить его на спину. Некоторое время подумав и вспомним недавние события, новый бог решил не лишать старого воина его оружия, вместо этого только размягчив суставы его рук и позволив им упасть на бездыханную грудь. Не говоря ни слова, он приподнял голову Времени и, сняв с него чёрный капюшон, закрыл его ясные голубые глаза, на которых уже образовалась белёсая корка. Прикосновения белоснежных рук обратили внешность божества ко времени расцвета его сил, как будто впитывая его боль и вину и оставляя позади только лучшие воспоминания ушедшей жизни.

Новому богу хотелось сделать что-то ещё, но Белизна тихим шёпотом позвала его по давно забытому имени куда-то вдаль.

– Да, конечно, – опомнился Джеймс, – Я ведь уже почти забыл. Прости, пожалуйста, – виновато извинился он и последовал за её голосом.

Бесконечные шаги по белой пустоши усыпляли Джеймса, и он начал постепенно терять сознание от блаженной монотонности окружающего его мира. Когда он уже почти окончательно растворился в Белизне, его оглушил невыносимый по громкости выстрел из винтовки, и окружающий мир тут же окрасился в багрово-пурпурные тона. Бесплодная, покрытая разломами земля переливалась болезненным тёмно-фиолетовым, и беззвёздное, пустое небо отдавало тлеющим гаревом. Тут и там возникали гигантские белоснежные столбы и, в отличие от их поведения в прошлом мире, здесь они застывали навечно, готовясь развеять тьму и страдание умирающего мира.

Вдали, за рядами белых иссохших деревьев, которые из последних сил поддерживались немногочисленными стальными цветами, раздавались громоподобные выстрелы, рассылающие по земле всё новые и новые разломы и заставляющие Джеймса содрогаться до самой своей сущности. Удивлённый возвращением физических ощущений, он опустил взгляд на своё тело – Белизна позволила ему быть собой, оставив лишь израненное тело в старой военной форме и с обнажённым горящим сердцем. Джеймс вновь оглянулся по сторонам, улыбаясь открывшемуся перед ним пейзажу, миру, что бился в предсмертной агонии, и белоснежным лучам, пытавшимся его спасти.

– Вот мы и дома, Белизна, – заметил он, ощутив её присутствие неподалёку. Она тепло улыбнулась и кивнула в ответ.

– Пойдём? – спросила она, касаясь его руки и укрывая его сущность белоснежным сиянием.

– Да. Он слишком долго нас ждал, – с нетерпением ответил Джеймс.

Тонкие белоснежные лучи один за другим разрывали невидимое им двоим существо, и время от времени земля дрожала от неслышного им рёва. Фаррелл создавал в окружающем пространстве всё новые и новые ружья из белой стали, раз за разом нанося врагу смертельные раны. Джеймс усмехнулся: с чем бы он ни сражался, оно боялось показаться прибывшему. Более того, сам Фаррелл, скорее всего, не видел его, ориентируясь лишь на призрачные сигналы бесчисленных ослепших глаз, повисших в воздухе и заливавших землю насыщенной алой кровью убитых любимых.

Через некоторое время земля содрогнулась в последний раз, и Фаррелл, тяжело дыша за своей белой маской, медленно повернулся к Джеймсу. Три окровавленных глаза на его лице направили свой взгляд к Богоубийце, и вскоре все воплощённые в форме кровавых глаз убитые им также обратились к пришельцу.

– [{Почему я тебя вижу?}] – спросил озадаченно Фаррелл, заполняя все возможные пространства своим громоподобным голосом.

– Сильные не прячутся, – вспомнив свои прошлые бои, ответил Джеймс и выставил руки в стороны, подчёркивая свою безоружность. Фаррелл склонил голову, как будто обдумывая полученный ответ.

– [{Храбрые не бегут}], – не без удовольствия кивнул в ответ реликт прошлого и поднял ружьё, подготовившись к схватке.

Джеймс только покачал головой, чем опять озадачил своего друга.

– Мы здесь не для этого, – объяснил он, ощущая, как Белизна мелкими мурашками начинает проявляться в его теле.

– [{Она тоже здесь?}] – ошеломлённо спросил Фаррелл, наблюдая за тем, как белая неопределённость накрыла лицо и тело Джеймса и, медленно придавая им женские черты, протянула ему руку. Он вздрогнул, ощутив на себе взгляд любимых аквамариновых глаз – живых, настоящих, неоспоримых.

– Я тебя ни в чём не виню, Фаррелл. Пойдём, – с болью и виноватой улыбкой попросила его Линда, – Нам пора домой.