Глава 71

Ланселот осторожно зашёл в сиротливый, заброшенный всякой жизнью сарай, надеясь, что его появление не настолько шумно, чтобы разбудить Моргану, если та, конечно, вообще спит. Он осторожно прошёл по сгнившим доскам, слегка ёжась – в тишине слышался крысиный писк, крысы бежали сюда, в тепло, к запасам зерна и Ланселот и Моргана, зашедшие сюда волей судьбы, не знали этого, им требовалось укрытие от дождя, хоть какая-нибудь жалкая крыша над головою…

Моргана спала. Она подложила под голову руку, чтобы не класть её на полугнилую размокшую солому, и спала, освещаемая бледным светом луны. Ланселот огляделся вокруг и, конечно, не нашёл ни одного покрывала, чтобы набросить на фею, наверняка, она озябла, ведь даже ему через рубаху, камзол и плащ было прохладно, а он блуждал вокруг сарая, двигался.

Ланселот переступил осторожнее, на какое-то мгновение его привлёк шум в углу и он выпустил Моргану из поля зрения, когда же он обернулся, то даже вздрогнул – Моргана уже сидела на полу, слабо освещаемая луною – лишь силуэт безошибочно угадывался.

-Боже, - Ланселот судорожно вздохнул, - ты меня напугала!

-Извини, - бодро, совсем не сонно, но всё равно немного тускловато ответила фея, перебираясь удобнее по полу, чтобы платье ее легло ровнее. Ланселот подумал, что ему, как мужчине, тяготы путешествия даются лучше изначально, а вот ей требуются и уборы, и платья… да и ему самому хотелось как-то её побаловать, только крайняя нужда не давала ему этого сделать.

-Ты где был? – она спросила с подозрением, которое даже не пыталась скрыть.

-Да…вот, - он неуверенно сунул руку за пазуху и достал из нее сплетенную из трав куклу. Несмотря на то, что трава была очень сухой, Ланселот умудрился вплести в женский силуэт куклы какие-то ягодки и сухие цветочки, чтобы как-то изобразить платье. Он даже сумел сделать шляпку из желудевой крышки. – Это тебе.

Она осторожно, словно не веря сама себе, взяла куклу, её пальцы – ледяные, должно быть, она совсем замерзла, коснулись руки Ланселота, и тут же вместе с куклой отдернулись.

-Что это? – она повертела в руках куклу, погладила её, кажется, даже принюхалась.

-Кукла, - Ланселот пожал плечами, надеясь, что она не увидит в свете луны, как он улыбается. – Я сделал её для тебя.

-Мне не пять лет! – возмутилась Моргана, и в тоне её проскользнуло что-то неуловимое, такое редкое и такое теплое для Ланселота.

-Хорошо, - согласился он, - отдай назад, я подарю её какой-нибудь девочке по пути.

-Руки убрал! – мгновенно отреагировала фея, - это моя кукла!

И Ланселот засмеялся уже в голос.

-Травинка-травинка, - Моргана крутила в пальцах куколку с того самого вечера или, быть может, ночи (у них тогда плохо получалось определять время точнее), - совсем истрепалась!

Моргана почти не расставалась с этой куклой. Она пролежала у нее в кармане, постоянно расплетаясь так, что фея несколько раз уже её переплетала. Эта куколка, как и Моргана, попадала под ливневые дожди, под жару, под ветра… маленькая, она лежала в одном из карманов её плаща, когда фея шла куда-то, бродила, странствовала. Если бы Ланселот узнал об этом, он бы очень сильно удивился, но Моргана не позволяла ему узнать.

-Что это такое? – Артур приподнялся на ложе, чтобы попытаться разглядеть, что в руках у Морганы. – Кукла? В детство впала?

-У меня его не было, - ответила фея ровным голосом, заправила выбившийся колосок травинки в шляпку и сунула в стол, - было до пяти лет, а дальше – ужас.

Артур прикусил язык, но Моргана сделала вид, что недогадливость Артура не коснулась ее мыслей никакой тревогой.

-Я хотела бы с тобой поговорить, - она медленно обернулась к нему, подбирая слова. – Артур, от лица женщин Камелота, от лица твоих советников, я умоляю тебя подождать с войной! Она не уйдет. Мелеагант…

-Не надо мне о Мелеаганте! Я слышать не хочу об этом принце. Война будет, он слишком яро посягает на мою власть! – Артур мгновенно потерял всякие иллюзии, он знал, что Моргана непременно заговорит об этом, начнёт отговаривать – ей простительно, женщины так тревожны! Он найдет Леди Озера, Грааль… и Мелеаганту придется принять его как своего короля. У него поддержка, может быть, но все эти сановники непостоянны, все их речи – лесть и только! У него будут свои министры, его любит народ, меч, в конце концов, сделал его в глазах народа спасителем Камелота и Мелеаганту придется с этим считаться.

-Я говорю тебе о народе, - возразила Моргана, - Артур, я не могу не заметить, что ты неверно думаешь и о нём, и об армии. Мелеагант снабжал народ хлебом, когда ты допустил голод…

-Это сделал не я! – вспылил Артур, и даже вскочил, - это саксонские наемники, что служат Мелеаганту, сожгли хлеб!

-Но ты допустил это! – Моргана повысила голос, - если бы ты охранял границы…

-Я верил Мелеаганту, как своему соратнику! – Артур пытался защищаться, но он чувствовал, что не выйдет. Оставалось только поступать так, как подсказывало ему сердце – воевать.

-Король не должен верить никому, кроме своего народа, - заметила Моргана, - Артур, ты пойми, всё ещё можно сдержать, я…

-Разработала очередную чертову кучу соглашений и писем? – ухмыльнулся Артур, принимаясь расхаживать по комнате, - что? Что ты сделаешь? Он все их игнорирует! Он издевается над тобой и мной, он…

-Я поеду в Де Горр, - спокойно сообщила Моргана, - буду вести переговоры лично, я…

-Нет, - отказал Артур, - у тебя был шанс, я дал тебе пять дней на твой дипломатический бред! Пять, Моргана!

-Этого мало, - заспорила фея, - Артур, я…

-Хватит! Война будет. – Артур ударил ладонью по столу, ему стало больно, но он не выдал лицом боли. – Хватит, прошу! Будь на моей стороне!

-Ты собираешься развязать войну между бриттами, - Моргана не унималась, - как мне стоять в стороне? Ты не понимаешь, что твой трон будет шататься с каждым боем всё больше и больше. Кончится это всё…

-Нашей победой! – Артур взял её руку в свои, - Моргана, сердце подсказывает мне, что я должен собрать армию, я спокоен, я знаю, что я делаю. Сердце не подводит.

-Только останавливается, - не удержалась Моргана, попыталась вырвать ладонь из его рук и не преуспела в этом. – И разбивается. А так да – не подводит!

-Есть какая-то сила, - Артур не знал, как передать всё то, что он чувствовал, всё, во что он верил ей, но она должна была понять его! Им двигало не просто тщеславие, он чувствовал, что движется в верную сторону, возможно, в единственно верную…

-Я не верю в это, - отрезала Моргана. – Голос сердца – это хорошо, но ты король. Полагайся на голос разума!

-Разум говорит мне слушать сердце, - парировал Артур,- а сердце призывает к войне.

-Я не сказала, что на голос твоего разума! – Моргана оттолкнула Артура в сторону, тоже нервничая. В каждом ее движении прослеживалась нервная вязь. Она не знала, куда ещё себя можно деть.

-Война будет, Моргана, я провожу последние приготовления.

Моргана только и смогла, что сжать зубы и указать королю на дверь.

***

-Агата, воды! – потребовал хрипло герцог Кармелид. Агата, дремавшая в кресле, дернулась от звука его голоса, рванулась к столу, налила прохладной воды в кружку и подала её поспешно герцогу. В отсутствие Гвиневры (она не могла сидеть целый день подле отца, да и Агата её прекрасно понимала и поддерживала в этом), забота о герцоге легла на плечи кормилицы. Конечно, если бы попросить Артура, то он приставил бы кого-нибудь из служанок к нему, но…

-Сколько служанок смогут вытерпеть его характер? – резонно заметила Агата, когда Гвиневра ломала руки в поисках выхода, - моя королева, я с вашим отцом давно уж… я знаю его характер и не боюсь.

-Мир тебе, Агата, - кивнула Лея, - и крепкого здоровья, и счастья, и удачи…

Но больше эта тема не поднималась. Агата, вскормившая и вырастившая своих, теперь уже погибших детей, вырастившая Гвиневру, привыкла заботиться. Она не мыслила себя отдельной личностью, лишь какой-то добавочной. Вечная нянька, вечная мать, вечная подушка для слёз, бесконечно любящая и заботливая, она отчаянно нуждалась в новом подопечном. Как бы ни любила Гвиневра свою кормилицу, у неё была своя жизнь, в которой была любовь, замок, Лея, Ланселот… Агата знала, что Гвиневра не откажется от её услуг, никогда не посмеет указать ей на дверь, но висеть над душою воспитанницы грузом, ей не хотелось. Любой видел, что Гвиневра не нуждается больше в так много тепле Агаты и теперь у неё другая, полная кипения жизнь, и тихие вечера с кормилицей в неё не вписывались. А сердце Агаты пылало от неотданной любви, ей хотелось кого-то греть, о ком-то заботиться и она ничего не могла сделать с этим желанием. Накормить всех, всех обнять, всех выслушать, подбодрить. Самое светлое, наверное, существо Камелота было заключено в её лице, и, как бы ни было горько сознавать, это существо не было нужно никому. Агате просто не о ком было заботиться!

В любом замке есть свои объединения. Проникнуть в них со стороны, пусть и даже с целью согреть-утешить было невозможно. Не принимали даже королеву, что говорить о её бывшей кормилице? Из тех, кто был подле Гвиневры, можно было заботиться бы о Лее – но девушка была изначально слишком независимая и сильная, ещё, к тому же, теперь замужняя. Можно было попробовать заботиться о Моргане, но Агата не думала, что эта женщина будет в восторге. Да, Агата видела, что ей нужна защита и забота, но взять на себя это кормилица боялась. Вот и не оставалось, словом, никого…

А тут такая удача – нуждающийся в помощи герцог. Да, противного характера и склада, но всё же! Кто-то нуждался в ней!

-Как я буду пить? – злобно спросил герцог, глядя на кружку. – Мне больно!

Пришлось Агате взять бережно голову герцога и наклонить к самой кружке. Напившись, герцог подобрел и, блаженно откинувшись на подушки, вдруг вспомнил:

-Марди! Я её запер, уходя…

-Ну что вы, господин, - Агата улыбнулась, - её давно уж освободили. Слуга услышал её крик. Она в порядке. Правда…

-Что? – герцог подскочил. – Ребенок?

-В порядке, - успокоила Агата, строго укладывая герцога на подушки, - она в порядке, ребенок тоже. Целитель каждый день заходит к ней.

-Пусть приходит по три раза! – потребовал герцог. – Она должна гулять четверть часа утром, полчаса перед обедом, три четверти часа перед сном. Ей нельзя пить вина, она должна есть много…

-Герцог! – возмутилась Агата,- женщины рожают и рожали! Угомонитесь, Леодоган!

-Я не позволю вам всем загубить моего ребенка, - траурно заявил Кармелид. – Она должна лежать, и…

-Леодоган, я вас утоплю в кружке, - пообещала Агата, - угомонитесь! У меня у самой дети…были.

Кармелид скосил на неё подбитый глаз и притих, решив, что, может быть, пока ситуация не в таком уж и критическом состоянии.

-Но у вас, герцог, проблемы, - пригрозила Агата, не в силах сдержать улыбки, - леди Моргана, да благословят её боги, пообещала оторвать вам всякую мужскую гордость, если вы ещё хоть раз закроете беременную девушку в комнате!

-Тебя забыл спросить, - огрызнулся герцог, - и Моргану твою тоже!

-Моргана не моя, но у меня есть разрешение применить к вам силу от нее, - хихикнула Агата.

-Как же вы меня все… - Герцог прикрыл глаза. Почти пять минут прошли в тишине, Агата испытала прилив стыдливого чувства и жалости. Ей стало жаль избитого герцога, одинокого, без дочери у постели, которого совсем, ну вот совсем в целом мире, словно бы никто не любит. Еще и она – хороша милосердная сестра! – стоит и упражняется в острословии, а у него советы, а у него дела…

И война уже подбирается к воротам – так все говорят!

-Герцог, - неуверенно позвала Агата, - герцог Кармелид…

-Чего? – он недовольно приоткрыл глаз, глядя на неё.

-Простите меня, я всего лишь кормилица, - Агата понуро опустила голову, - я не должна так говорить с вами.

-Ты часть нашей семьи, - возразил Леодоган, - ты вырастила мою дочь, стала ей матерью… она ведь совсем одна. Ты опекаешь её – не извиняйся, скоро это станет…неважно.

Казалось, последнее слово он нашел с трудом.

-Почему? – Агата с удивление взглянула на него, - что… о чём вы?

-Война, Агата, война, - герцог снова прикрыл глаза, - я должен идти и биться за своего короля, за короля Артура, за свою дочь, королеву Гвиневру и за своего нерожденного ещё сына.

Сердце Агаты дрогнуло. Она всю жизнь полагала в герцоге труса, который избегает всяческой драки и любого боя, если может. Он участвовал в походах, возвращался легкораненым, занимал должность пересыльного, гонца, переговорщика… в бою, как говорили, был слаб. Так откуда же пришла его самоотверженность сейчас? Невдомек было бедной, простоватой Агате узнать, что даже Кармелиду давно уже стало ясно: Мелеагант не пожалеет, если победит, и договориться с ним не выйдет. Все, что остается – пасть в бою, а он знал свой уровень владения мечом и потому шел уже практически на сознательную смерть.

Лучше прожить последние минуты героем… может быть это, в случае провала Артура (в случае почти что абсолютном), умаслит Мелеаганта и он пощадит, если не Гвиневру, та хоть видела что-то уже в этой жизни, то его нерожденного ребенка…его сына? Непременно, непременно Марди должна родить сына! Дочь у него уже есть, а с сыном будет проще. Сын может отомстить за отца, сын может править, он может потребовать свое право на трон и тогда кровь Кармелида воскреснет!

Но всего этого Агата не знала и знать не могла, а потому взирала на герцога с удивлением и странным чувством.

-Агата, - Леодоган вдруг подумал еще кое о чем, - ты ведь любишь Гвиневру?

-Больше себя! – Агата даже не задумалась.

-Если… Мелеагант победит в этой войне, - говорить было тяжело, потому что слова были неприятными, - сделай так, чтобы моя дочь не попала ему в плен…и чтобы мой ребенок от Марди выжил.

-О…- Агата испуганно прижала ладонь ко рту, - но что я могу? Ох, я же…я же не умею! Я не знаю, я не представляю! Сжальтесь! Попросите кого-нибудь, кто умнее! Сэра Монтессори, леди Моргану…

-Нет! – Кармелид рывком сел на постели и это совсем перепугало Агату, - Монтессори интриган! Моргана… Агата, милая Агата, как считаешь, ей выгодно оставить в живых мою дочь и моего нерожденного сына, если падет Артур? Она сама займет трон! Я тебя прошу…

Взгляд герцога смягчился, когда он увидел, наконец, испуг на лице кормилицы:

-У меня больше нет человека вернее, чем ты, Агата!

-Ох, герцог… - Агата упала на колени перед его постелью, но он жестом велел ей подняться. Она покорилась, хоть ноги не слушались ее совсем. – Я сделаю всё, что смогу или приму смерть с нею…с ними!

-Дай мне воды, Агата, - уже спокойным, словно бы ничего не произошло, тоном, попросил герцог.

***

-Это ни в какие ворота, Лея! – Гвиневра пыталась собраться с мыслями, но её руки дрожали слишком сильно, выдавая то, что их владелице слово «покой» ещё долго не будет известно. – Все говорят, что эта война затевается зря! Каждый протестует против неё! Почему мой муж никого не слушает?

-Потому что он король, - Лея пожала плечами, - Гвиневра, его никто не переубедит сейчас кроме Морганы. Мерлина нет, твоего отца он не послушает, и, если честно, правильно сделает, а твое мнение для него…

Лея осеклась. Слишком много она сказала из того, что говорить не следовало.

-Ничего не значит? – подсказала Гвиневра мрачно. – Что ж… для моего же мужа мое мнение ничего не значит – это победа, Гвиневра Кармелид!

-А как насчет Ланселота? – вдруг предложила Лея, - он в последнее время приближает его к себе, так что… поговори с ним!

-Нет, - Гвиневра поежилась, - я в последний раз могла его обидеть случайно.

-Но речь идет не об обидах, а о Камелоте! – возмутилась Лея, - Гвиневра, если есть хоть один шанс…

-Да хоть бы сгинул этот чёртов Камелот! – у Гвиневры даже глаза потемнели, руки она сжала в кулаки, Лея поперхнулась словом – такой злости в королеве ей прежде видеть не доводилось.

Она села – еще минуту назад грозная королева, а сейчас не более, чем растерянная девчонка, не нужная в целом свете никому, бессильно закрыла лицо руками.

-Поговори с ним сама1 всё же…ты королева! Поговори, милая…

И разговор стал роковым.

***

Артур даже удивился, увидев на пороге своих покоев Гвиневру – она в последнее время не заговаривала даже с ним лишний раз, без надобности, и весь двор уже понимал, что королева только таковой зовется, но если что надобно, лучше к Моргане – будет быстрее, благо, фею боялись, а потому не лезли к ней с лестью и просьбами.

Король минуту почти тупо смотрел на Гвиневру, пытаясь сообразить, что она здесь делает, но так и не придумал ничего лучше, чем просто спросить:

-Эм… Гвиневра?

-Мой король, я хочу поговорить с вами, с моим мужем! – её руки нервно цеплялись за ткань платья, она пыталась спрятаться от его взора, её щеки, помимо воли, полыхали, она вдруг подумала, что Артур прочтет в ее глазах, что она меньше получаса назад поцеловала в коридоре Ланселота, воспользовавшись тишиной и немотой стен. Вернее, она думала, что тишиной и немотой, и не могла знать, что Монтессори мрачно закатил глаза, успев увидеть их, но свернул в другой коридор.

-Да, говори, - Артур даже выпрямился, чтобы лучше ее видеть. Он был изумлен до крайности.

-Не надо войны! – Гвиневра не знала, какие слова ещё можно подобрать, какие слова ещё тут годятся, кроме отчаянного вопля.

-И ты туда же…- лицо Артура помрачнело. – Я понимаю, что Моргана, понимаю, что Монтессори, Совет, даже Гавейна, чтоб его черти забрали! Но ты-то куда?

Гвиневра ослепла на мгновение и оглохла от страха, но все-таки, увидев, что гнев Артура краток, вернула себе прежнее состояние усилием воли и повторила:

-Не надо войны! Народ пожалей. Пожалей нас. Мелеагант…

-Да вы сговорились?! – Артур ударил ладонью по столу, но от бешенства даже не заметил боли. – Мелеагант… сдался вам этот Мелеагант! Такой же человек, как я, как ты…

-Артур! – Гвиневра предприняла попытку вставить хоть ещё слово, но у неё не вышло. Артур бесновался. Сначала ему Моргана говорила, что Мелеагант опасен, и лучше видеть в нем союзника, потом Мерлин, и снова Моргана. Теперь еще и Гвиневра!

-Что-то я не помню, дорогая жена, - безумие Пендрагоновской крови скользнуло в глазах Артура. Мерлин забыл, или позволил себе забыть, что все потомки Пендрагонов, все представители этой крови носят в себе безумство в той или иной степени! Они все яростны, они теряют себя. Это просыпалось в Артуре понемногу, но, проснувшись, обратно уже не уходило.

-…чтобы тебя кто-то приглашал к управлению королевством, - Артур переступил к Гвиневре ближе и она, против воли своей, отшатнулась, а он наступал на нее медленно, с плохо сдерживаемым яростным торжеством:

-Что-то я не помню, чтобы тебя интересовало что-то помимо шитья и молитв! – Артур снова переступил к ней, Гвиневра сделала еще шаг назад и уперлась спиною в колонну, вскрикнула от неожиданности, и Артур остановился – медленно взглянул на колонну, затем на нее, казалось, удивился даже, что подошел к ней так близко и вернулся к своему прежнему месту. Взгляд его утих от ярости древней силы.

-Скажи честно, - голос Гвиневры дрожал, - что тебе просто плевать… на меня, на мои мысли.

-Это не так, - равнодушно отозвался Артур, пытаясь изучать карту Камелота, чтобы понять, через какие ворота лучше выводить свои армии через день.

-Потому что Моргану ты хотя бы слушаешь… ты не орешь на неё! – Гвиневра даже не заметила, когда слёзы скользнули по ее лицу, когда они вышли из плена блестящих когда-то юностью и жаждой жизни голубых глаз.

-Моргана знает ситуацию, - также равнодушно ответил Артур, - я знаю, что тебе страшно, Гвиневра, но я – твой муж, я – король, я – сын Утера Пендрагона…

-Всего лишь – его ублюдок, - шепнула Гвиневра. Рука Артура с зажатым пером над картой мелко-мелко затряслась от ее слов и Гвиневра была уверена, что он её сейчас ударит, не меньше.

Но прошло мгновение – очень страшное, еще одно – тягучее. А ничего не происходило. Артур отчеканил, взяв себя в руки:

-Только то, что ты моя жена спасает тебя от расправы за эти слова!

-Нет, не это…- Гвиневра покачнула головою, страха у нее больше не было. Ничего не было. Вся жизнь ее, настоящее, прошлое и будущее виделись ей теперь ясно и отчётливо, - не то, что я твоя жена спасает меня, не это! Твоё равнодушие – вот моё спасение.

Артур отложил перо, весь вид его был раздраженным и растерянным одновременно. Он скрестил руки на груди и, глядя на Гвиневру, как на чужую, спросил:

-Что ты хочешь сказать?

-Что ты меня не любишь, - теперь наступала уже она. Ей даже хотелось, чтобы её ударили, чтобы весь её мир упал к ногам, к осколкам всего разбитого отражения, к словам, которые были ложью, к слезам… - Ты любишь Моргану!

Она ожидала, что он испугается, вздрогнет, схватит её за руку, начнет отпираться, скажет, что любит лишь её, словом, сделает хоть что-то, чем она сможет поверить. Но он даже бровью не повел, остался холоден:

-Да, я люблю Моргану. Люблю так, как не следовало бы, но люблю.

И тогда ей захотелось сделать ему больно. Как можно больнее. Гвиневре захотелось, чтобы этот человек страдал.

-Тогда…- она начала ласково, но в ласке этой была горькая полынь, - я хочу, чтобы ты тоже знал кое-что. Обо мне. Наш брак не был счастливым никогда. И не будет. Ты любишь Моргану, а я живу… другой любовью.

Артур побледнел, уже догадываясь, что не хочет слышать продолжения.

-Я изменяю тебе, - Гвиневра ухмыльнулась, - мы с Ланселотом любим друг друга.

И мир Артура рухнул.