Горы злобы
аж ноги гнут.Даже
шея вспухает зобом.Лезет в рот,
в глаза и внутрь.Оседая,
влезает злоба.Весь в огне.
Стою на Риверсайде.Сбоку
фордами
штурмуют мрака форт.Небоскрёбы
локти скручивают сзади, впереди
американский флот.Я смеюсь
над их атакою тройною.Ники Картеры
мою
недоглядели визу.Я
полпред стиха —
и я
с моей странойвашим штанишкам
бросаю вызов.Если
кроха протухла,
плеснится, выбрось
весь
прогнивший кус.Посылаю к чертям свинячимвсе доллары
всех держав.Мне бы
кончить жизнь
в штанах,
в которых начал, ничего
за век свой
не стяжав.Нам смешны
дозволенного зоны.Взвод мужей,
остолбеней,
цинизмом поражён! Мы целуем
— беззаконно! —
над Гудзономваших
длинноногих жён.День наш
шумен.
И вечер пышен.Шлите
сыщиков
в щёлках слушать.Пьём,
плюя
на ваш прогибишен, ежедневную
«Белую лошадь».Вот и я
стихом побрататьсяприкатил и вбиваю мысли, не боящиеся депортаций: ни сослать их нельзя
и не выселить.Мысль
сменяют слова,
а слова —
дела, и глядишь,
с небоскрёбов города, раскачав,
в мостовые
вбивают тела —Вандерлипов,
Рокфеллеров,
Фордов.Но пока
доллар
всех поэм родовей.Обирая,
лапя,
хапая, выступает,
порфирой надев Бродвей, капитал —
его препохабие.
