-Плохая девчонка, шальная девица! —
Мне мама твердила не раз и не два,
— Ты нашей фамилией должен гордиться,
А эта — бродяжка, сорвиголова!
Куда только смотрят родители, школа,
На ней же ведь некуда ставить печать!
Бездействует ваше бюро комсомола,
С таким безобразием надо кончать! —
А мне было пофиг ворчанье мамаши,
Я с нею готов был опять и опять
«Стрелять» сигареты у дворника Паши,
И фрукты в соседском саду воровать.
Мне нравились в ней и пацаньи ухватки,
И смелость, и острый порой язычок,
Стреляла не хуже меня из рогатки
И ловко вонзала в наживку крючок.
Я вскакивал утром из тёплой постели,
Когда ещё воздух прозрачен и чист,
Услышав сквозь сон те знакомые трели —
Её хулиганский мальчишеский свист.
И были мы даже немного похожи:
Короткая стрижка, облупленный нос,
Зелёнка на ссадинах содранной кожи
И цвет отбеленных на солнце волос.
Всё чаще мы с ней неразлучны бывали,
И как-то внезапно тот миг наступил,
В который и я и она осознали,
Что нам друг без друга свет белый не мил.
Как было бы дальше – я, право, не знаю,
Но – поезд, вагоны, плацкартный билет,
В какую-то дальнюю даль уезжаю,
Не волен парнишка шестнадцати лет.
Среди суматохи большого вокзала
Стоим, не умея прощаться всерьёз:
— Пиши!
— Ну, конечно! – Губа задрожала,
А веки намокли от сдержанных слёз.
Но в юности раны от первой разлуки
Болели не долго под бременем лет,
А жизнь предлагала и счастье, и муки,
И нежное: «Да!» и холодное: «Нет!»
Всё было сполна — и любовь, и участье,
И дети, и внуки – отрада для глаз,
А образ девчонки – как зонтик в ненастье,
Как солнечный зайчик, как счастья запас.
