Янтарной сущности с царящим в сердце солнцем
Под роль булыжника подстроиться непросто.
Кафкажучок вползал захватчиком-тевтонцем
В шипящий ад многоквартального нароста.
Он видел камни, набухающие небом,
Гротеск модерна и гримасы лун неона.
Слезилась вбитая в вечернесть древним гербом
В размытой мгле зодиакальная икона.
В ночь город стряхивал капризный флёр парижский,
Косматым оборотнем рыскал в гуще мрака.
С утра паясничал, смеялся, плёл интрижки
И жал ошпаренные клешни лета-рака.
Под дулом знойного июльского бесплодья
Спасал куски архитектурного таланта:
Четыре неба обрамлял бетонной плотью
Пустивших корни вниз и ввысь домов-атлантов.
С приходом осени прощался с волосами.
Линяя, сбрасывал октябрьский шумный отцвет.
Читал в тиши с полузакрытыми глазами
Сны о предчувствуемом ветреном сиротстве.
В корявой нежности натурщиц многоруких
Он забывался и терял пространный смысл.
И с каждым режущим клевком грачей-хирургов
Освобождался от значений, форм и чисел.
Дожди ангинные плелись по пыльным плитам,
Над пеплом золота сплетая паутину.
В тумане намертво со стоном моря слитом
Закат кровавый замышлял свою путину.
И город жил.… Как заточённый шизофреник
Он выбирал себе тела, чины и крылья.
Дни-акробаты, злясь на паперти-арене,
Абракадаброй веских сальто воздух рыли.
Кафкажучком вползала я в булыжный короб,
Янтарной памяти начала не теряя.
Я превращалась в город, ощущала город,
Владыке грёз его же тайны доверяя.
