Мы с папой поехали на воскресенье в гости, к родным.
Они жили в маленьком городе под Москвой, и мы на электричке быстро доехали.
Дядя Алексей Михайлович и тетя Мила встретили нас на перроне.
Алексей Михайлович сказал:
– Ого,
Дениска-то как возмужал!
А тетя Мила сказала:
– Иди,
Денек, со мной рядом. – И спросила: – Это что за корзинка?
– Здесь пластилин, карандаши и пистолеты…
Тетя Мила засмеялась, и мы пошли через рельсы, мимо станции, и вышли на мягкую дорогу: по бокам дороги стояли деревья.
И я быстро разулся и пошел босиком, и было немного щекотно и колко ступням, так же как и в прошлом году, когда я в первый раз после зимы пошел босиком.
И в это время дорога повернула к берегу, и в воздухе запахло рекой и еще чем-то сладким, и я стал бегать по траве, и скакать, и кричать:
О-га-га-а!» И тетя Мила сказала:
– Телячий восторг.
Когда мы пришли, было уже темно, и все сели на террасе пить чай, и мне тоже налили большую чашку.
Вдруг Алексей Михайлович сказал папе:
– Знаешь, сегодня в ноль сорок к нам приедет Харитоша.
Он у нас пробудет целые сутки, завтра только ночью уедет.
Он проездом.
Папа ужасно обрадовался.
– Дениска, – сказал он, – твой двоюродный дядька Харитон Васильевич приедет!
Он давно хотел с тобой познакомиться!
Я сказал:
– А почему я его не знаю?
Тетя Мила опять засмеялась.
– Потому что он живет на Севере, – сказала она, – и редко бывает в Москве.
Я спросил:
– А кто он такой?
Алексей Михайлович поднял палец кверху:
– Капитан дальнего плавания – вот он кто такой.
У меня даже мурашки побежали по спине.
Как?
Мой двоюродный дядька – капитан дальнего плавания?
И я об этом только что узнал?
Папа всегда так – про самое главное вспоминает совершенно случайно!
– Что ж ты не говорил мне, папа, что у меня есть дядя, капитан дальнего плавания?
Не буду тебе сапоги чистить!
Тетя Мила снова расхохоталась.
Я уже давно заметил, что тетя Мила смеется кстати и некстати.
Сейчас она засмеялась некстати.
А папа сказал:
– Я тебе говорил еще в позапрошлом году, когда он приехал из Сингапура, но ты тогда был еще маленький.
И ты, наверно, забыл.
Но ничего, ложись-ка спать, завтра ты с ним увидишься!
Тут тетя Мила взяла меня за руку и повела с террасы в дом, и мы прошли через маленькую комнатку в другую, такую же.
Там в углу приткнулась узенькая тахтюшка.
А около окна стояла большая цветастая ширма.
– Вот здесь и ложись, – сказала тетя Мила. – Раздевайся!
А корзинку с пистолетами я поставлю в ногах.
Я сказал:
– А папа где будет спать?
Она сказала:
– Скорее всего, на террасе.
Ты знаешь, как твой папа любит свежий воздух.
А что?
Ты будешь бояться?
Я сказал:
– И нисколько.
Разделся и лег.
Тетя Мила сказала:
– Спи спокойно, мы тут, рядом.
И ушла.
А я улегся на тахтюшке и укрылся большим клетчатым платком.
Я лежал и слышал, как тихо разговаривают на террасе и смеются, и я хотел спать, но все время думал про своего капитана дальнего плавания.
Интересно, какая у него борода?
Неужели растет прямо из шеи, как я видел на картинке?
А трубка какая?
Кривая или прямая?
А кортик – именной или простой?
Капитанов дальнего плавания часто награждают именными кортиками за проявленную смелость.
Конечно, ведь они во время своих рейсов каждый день наскакивают на айсберги, или встречают огромных китов и белых медведей, или спасают людей с терпящих бедствие кораблей.
Ясно, что тут надо проявлять смелость, иначе сам пропадешь со всеми матросами вместе и корабль погубишь.
А если такой корабль, как атомный ледокол
Ленин», – погубить жалко небось, да?
А вообще-то говоря, капитаны дальнего плавания не обязательно ездят только на Север, есть такие, которые в Африке бывают, и у них на корабле живут обезьянки и мангусты, которые уничтожают змей, я про это читал в книжке.
Вот мой капитан дальнего плавания – он в позапрошлом году приехал из Сингапура.
Удивительное слово какое:
Син-га-пур»!..
Я обязательно попрошу дядю рассказать мне про Сингапур: какие там люди, какие там дети, какие лодки и паруса… Обязательно попрошу рассказать.
И я так долго думал, и незаметно уснул…
А в середине ночи я проснулся от страшного рычания.
Это, наверно, какая-то собака забралась в комнату, учуяла, что я здесь сплю, и это ей не понравилось.
Она рычала страшным образом, откуда-то из-под ширмы, и мне казалось, что я в темноте вижу ее наморщенный нос и оскаленные белые зубы.
Я хотел позвать папу, но вспомнил, что он спит далеко, на террасе, и я подумал, что я никогда еще не боялся собак и теперь нечего трусить.
Все-таки мне уже скоро восемь.
Я крикнул:
– Тубо!
Спать!
И собака сразу замолчала.
Я лежал в темноте с открытыми глазами.
В окошко ничего не было видно, только чуть виднелась одна ветка.
Она была похожа на верблюда, как будто он стоит на задних лапах и служит.
Я поставил одеяло козырьком перед глазами, чтобы не видеть верблюда, и стал повторять таблицу умножения на семь, от этого я всегда быстро засыпаю.
И верно: не успел я дойти до семью семь, как у меня в голове все закачалось, и я почти уснул, но в это время в углу за ширмой собака, которая, наверно, тоже не спала, опять зарычала.
Да как!
В сто раз страшнее, чем в первый раз.
У меня даже внутри что-то екнуло.
Но я все-таки закричал на нее:
– Тубо!
Лежать!
Спать сейчас же!..
Она опять чуточку притихла.
А я вспомнил, что моя дорожная корзинка стоит у меня в ногах и что там, кроме моих вещей, лежит еще пакет с едой, который мама положила мне на дорогу.
И я подумал, что если эту собаку немножко прикормить, то она, может быть, подобреет и перестанет на меня рычать.
И я сел, стал рыться в корзинке, и хотя в темноте трудно было разобраться, но я все-таки вытащил оттуда котлету и два яйца – мне как раз не было их жалко, потому что они были сварены всмятку.
И как только собака опять зарычала, я кинул ей за ширму одно за другим оба яйца:
– Тубо!
Есть!
И сразу спать!..
Она сначала помолчала, а потом зарычала так свирепо, что я понял: она тоже не любит яйца всмятку.
Тогда я метнул в нее котлету.
Было слышно, как котлета шлепнулась об нее, собака гамкнула и перестала рычать.
Я сказал:
– Ну вот.
А теперь – спать!
Сейчас же!
Собака уже не рычала, а только сопела.
Я укрылся поплотнее и уснул…
Утром я вскочил от яркого солнца и побежал в одних трусиках на террасу.
Папа,
Алексей Михайлович и тетя Мила сидели за столом.
На столе была белая скатерть и полная тарелка красной редиски, и это было очень красиво, и все были такие умытые, свежие, что мне сразу стало весело, и я побежал во двор умываться.
Умывальник висел с другой стороны дома, где не было солнца, там было холодно, и кора у дерева была прохладная, и из умывальника лилась студеная вода, она была голубого цвета, и я там долго плескался, и совсем озяб, и побежал завтракать.
Я сел за стол и стал хрустеть редиской, и заедать ее черным хлебом, и солить, и славно мне было – так и хрустел бы целый день.
Но потом я вдруг вспомнил самое главное!
Я сказал:
– А где же капитан дальнего плавания?!
Неужели вы меня обманули!
Тетя Мила рассмеялась, а Алексей Михайлович сказал:
– Эх, ты!
Всю ночь проспал с ним рядом и не заметил… Ну ладно, сейчас я его приведу, а то он проспит весь день.
Устал с дороги.
Но в это время на террасу вышел высоченный человек с красным лицом и зелеными глазами.
Он был в пижаме.
Никакой бороды на нем не было.
Он подошел к столу и сказал ужасным басом:
– Доброе утро!
А это кто?
Неужели Денис?
У него было столько голоса, что я даже удивился, где он у него помещается.
Папа сказал:
– Да, эти сто граммов веснушек – вот это и есть Денис, только и всего.
Познакомьтесь.
Денис, вот твой долгожданный капитан!
Я сразу встал.
Капитан сказал:
– Здорово!
И протянул мне руку.
Она была твердая, как доска.
Капитан был очень симпатичный.
Но уж очень страшный был у него голос.
И потом, где же кортик?
Пижама какая-то.
Ну, а трубка где?
Все равно уж – прямая или кривая, ну хоть какая-нибудь!
Не было никакой…
– Как спал,
Харитоша? – спросила тетя Мила.
– Плохо! – сказал капитан. – Не знаю, в чем дело.
Всю ночь на меня кто-то кричал.
Только, понимаете ли, начну засыпать, как кто-то кричит:
Спать!
Спать сейчас же!» А я от этого только просыпаюсь!
Потом усталость берет свое, все-таки пять дней в пути, глаза слипаются, я опять начинаю дремать, проваливаюсь, понимаете ли, в сон, опять крик:
Спать!
Лежать!» А в довершение всей этой чертовщины на меня стали падать откуда-то разные продукты – яйца, что ли… По-моему, я во сне слышал запах котлет.
И еще все мне сквозь сон слышались какие-то непонятные слова: не то «куш», не то «апорт»…
–
Тубо», – сказал я. –
Тубо», а не «апорт».
Потому что я думал – там собака… Кто-то так рычал!
– Я не рычал.
Я, наверно, храпел?
Это было ужасно.
Я понял, что он никогда не подружится со мной.
Я встал и вытянул руки по швам.
Я сказал:
– Товарищ капитан!
Было очень похоже на рычание.
И я, наверно, немножко испугался.
Капитан сказал:
– Вольно.
Садись.
Я сел за стол и почувствовал, что у меня в глазах как будто песку насыпано, колет, и я не могу смотреть на капитана.
Мы все долго молчали.
Потом он сказал:
– Имей в виду, я совершенно не сержусь.
Но я все-таки не мог на него посмотреть.
Тогда он сказал:
– Клянусь своим именным кортиком.
Он сказал это таким веселым голосом, что у меня сразу словно камень упал с души.
Я подошел к капитану и сказал:
– Дядя, расскажите мне про Сингапур.