Все эти годы мимо текла река,
как морщины в поисках старика.
Но народ, не умевший считать до ста,
от нее хоронился верстой моста. Порой наводненье, порой толпа,
то есть что-то, что трудно стереть со лба,
заливали асфальт, но возвращались вспять,
когда ветер стихал и хотелось спать. Еще были зимы, одна лютей
другой, и привычка плодить детей,
сводивших (как зеркалом — платяной
шкаф) две жизни к своей одной, и вообще экономить. Но как ни гни
пальцы руки, проходили дни.
В дело пошли двоеточья с ‘е’,
зане их труднее стереть. Но все было впустую. Теперь ослабь
цепочку — и в комнату хлынет рябь,
поглотившая оптом жильцов, жилиц
Атлантиды, решившей начаться с лиц.
