Приезжают в столицу
смиренно и бойко
молодые Есенины1
в красных ковбойках.
Поглядите,
оставив предвзятые толки,
как по-детски подрезаны
наглые челки.
Разверните,
хотя б просто так,
для порядка,
их измятые в дальней дороге
тетрадки.
Там
на фоне безвкусицы и дребедени
ослепляющий образ
блеснет на мгновенье.
Там
среди неумелой мороки
вдруг возникнут
почти гениальные строки.
...Пусть придет к ним
потом, через годы, по праву
золотого Есенина
звонкая слава.
— Дай лишь бог,— говорю я,
идя стороною,—
чтобы им
(извините меня за отсталость)
не такою она доставалась ценою,
не такою ценою она доставалась.
