Осенняя желтушная пора гусиной кожей разлилась по телу.
На переменах школьники добротным вкусным мелом
Рисуют правду на доске,
С оглядкою, несмело, неумело,
Но всё же чисто и правдиво. Да, по делу.
На циферблате костенелом стрелки тихо говорят
о прошлом лете,
Как будто более не станет в целом свете им тёплого денька.
Прощаются,
И сев на хвост блуждающей комете, улетят. Где их искать, в Пхукете?
Под ногтем, смерти не страшась, желтеют капли никотина.
Как ни старалась профурсетка Нина,
Частицы яда не отмыть,
Они внутри мучительно терзают ее клетки.
И, впрочем, даже скарлатина здесь уместна:
Для Нины сигарета – не конфетки,
А просто продолжение руки. Как интересно!
Желтухой пораженная природа листвою старой с нами говорит:
Чванливо завывает, кичливо прикрываясь багрецом,
В который нарядил её «РусЛит»,
И пресною слезой под ноги реки льёт. Шумит.
И пусть мокры штаны, и уж сгорел мой плед,
И вовсе несладка во рту упрямая жвачка,
Пред взором строгого мента, что фарами теснит,
Я, покурив, цигарку затушу о дно истоптанных штиблет,
Чтоб не сорить кругом –
Зато на завтра будет мне заначка.
А завтра листья будут говорить о том,
Что видели они свинцовый окрик неба,
Что целовались пары за углом,
Небрежно заливая их вином,
Но что уж тут поделать:
Осень, жёлтый цвет у стен – дурдом…
