Простые формы. Избыток чувств. Потерянный сюжет.
Раскиданы листы чернильные по полу.
Руке безудержной своей в ночи твержу завет
Не вызывать графитом больше голос.
Душевный голос, звучащий изнутри
Блаженным звуком римской арфы;
Меня мечтанья истязали, как могли –
Стянули жизнь большим нашейным шарфом.
Рука моя все рвется в бой солдатом,
Ей хочется свободы мысли и души –
Пройтись спокойным шагом вдоль фонтанов;
Создать ей хочется для жизни миражи.
И я теперь сломался – рука летит орлом к бумаге,
Со злостью скрежет свежий карандаш,
Лежал он будто вечность в саркофаге –
Как пулю положили в патронташ.
Но пуля в действии – горит пороховой заряд.
Вот будет выстрел роковой –
К бумаге измордованной летит блаженный взгляд,
Рука - солдат, строчит письмо на фронтовой.
Исписаны листов талмуды. Исчерканы рубашки рукава.
Сломался первый карандаш как первая любовь,
Что мне в ночи с улыбкою лгала,
При этом в сердце будоража кровь.
Слегка уже седеют волоса,
Измучен крик руки терзаньем,
Слипаются песком уставшие глаза –
Я одарен таким блаженным наказаньем.
Дописан стих – рука ослабла.
Летит свободной птицей грифельный удар.
Душа моя на холоде окна прозябла,
Мертва как у солдата портсигар.
И я лежу на листьях серых,
Меня берет волшебный сон,
Я в нем стрелял в стихи из револьвера,
Да мимо всё, как будто он заговорен.
Стихи остались там висеть смиренно,
Незыблемы в моей петляющей мечте,
И я стою вдоль них уединенно,
Как мой герой стоит в зияющей строке.