И висит спелым яблоком, да в чужом саду.
Говорит о широтах, в которые нет путей.
Говорит: а давно, в бородатом (каком-то) году
Над столицей по ветру мишка весёлый летел.
Говорит - и на комнату будто бархат льёт,
И мурлыкает да баюкает, как отец родной.
Но когда в эти синие взгляд тайком попадёт,
Всё внутри сжимается, как зверек лесной,
Угодивший в самую чащу города наяву.
Или будто бы в океан с отвесной скалы,
И летишь, вспоминая высокую в поле траву,
По которой - бо́сы, светлы́ и малы́ -
Мы бежали оравой рассматривать самолёт.
И всё за секунду - от синего неба до пыли -
В этом космосе сходится в несовершенный полёт
Вниз. Клянусь, его вылепили - не породили,
А иначе, как этот след одиночества лёг бы
На лицо, руки, спину, на его слов гряду?
А иначе, как же он так умело смог бы,
Замереть спелым яблоком, да в чужом саду?