Для сбежавших их ад в сумке тут же лежит заплечной,
потому не уйти далеко, истопчи хоть вечность
сотни сотен дорог. Оглянешься, а боль тут, рядом,
растекается, жалит зло своим страшным ядом:
не уйти, не оставить, все грузом на душу давит,
и терпеть эту боль наихудшее из страданий.
Для оставшихся ад - вспоминать, изменить пытаясь
в себе эту привычку, как в преданной песьей стае,
стоять тут, за плечом, безропотно, вечно, верно.
За хозяином в драку бросаться исконно первым.
Но сквозит пустота на том месте, где он стоял, и
не покрыть никогда уже выросших расстояний.
И сто лет, и пятьсот, все одно - это слишком рано:
имя жжется чужое в груди, оставаясь раной.
