Яга и чёрный колобок

Жила-была в одном лесу Баба Яга. Старая-престарая. Как померла она, то осталась от неё одна труха да пыль, навроде той, что в ступе копится. И пришла на её место Яга молодая. Откуда молодые берутся — дело известное: забредает девица в заповедный лес, то ли грибов собирать, то ли счастья пытать, да и теряет тропу. Принимается блуждать, и блуждает до тех пор, пока не забывает и своё имя, и все имена на свете. Кроме одного, самого-самого последнего из всех. И с той минуты имя ей — Яга. С именем же колдовство в неё входит, и тогда из чащоб да из тумана болотного проступает изба, на курьих ногах переступает да дверь раскрывает со скрипом.

Входит новая Яга в избу. Осматривается. Пыль да паутина кругом, в углу ступа летучая с трухой стоит, на столе книга колдовская лежит, в печи холодной чугунок темнеет с остывшим варевом. Села Яга за колдовскую книгу, а там — чего только нет! И дождь из жаб, и град — посевы побить, и поветрия на окрестные поселения напустить, и ведовство, и зелья всяческие. Чугунок у Яги за спиной подпрыгивает слегка: не терпится к делу приступить.

Не по нутру девице это пришлось. Нутро-то именем не заслонишь, беспамятством не затрёшь. Захлопнула Яга книгу, чугунок вымыла, избу вымела. Дунула да плюнула — вылетела зола из печи да паутина с балок на двор. Так и стала жить да ведовать, помаленьку. Выйдет на крыльцо, протянет руку — на неё филин сядет, мелкую дичь принесёт с собой. Топнет ногой — вепрь бежит кореньев ей нарыть, дичков натрусить.

Проходит так месяц, другой, третий. Вот как-то вечером вдруг слышит Яга стук в дверь:

— Хозяйка! Пусти переночевать.

Открывает — а на пороге то ли колобок, то ли что ещё. Чёрный-пречёрный.

— Зачем, — спрашивает Яга, — пожаловал, добрый молодец? — хотя на молодца, а тем более доброго, колобок никак не походил.

— Ты бы меня в избу впустила прежде, а потом бы и спрашивала, — отвечает ей колобок.

Отступила девица на шаг-другой — и вот он уже по избе катается, чёрную пыль рассыпает.

— Зачем, — говорит она второй раз, — пожаловал?

— Ты бы меня накормила да напоила прежде, а потом бы языком болтала, — и катается всё.

Выставила Яга чугунок на стол — весь обед свой. Воды в миску налила. Выкатился гость на стол и одним махом смёл угощение. Разросся сразу, стал не колобок — колоб. Потемнело в избе. Забыла Яга, что и спрашивала.

— А теперь, — говорит ей колоб, — ты меня спать уложи.

Выложила Яга перинку на лавку, к ней подушку пуховую.

— Ложись, гость любезный.

Прыгнул колоб на перинку белую, на подушку пуховую. Покрылись они чёрной сажей. Чугунок на столе подпрыгивать стал, и миска, и ступа с метлою — и колоб на лавке подпрыгивает, подпрыгивает, а потом как рассыпется! Всю избу мутью затянуло, повело в глазах у Яги. Силится вдохнуть — а воздух вязкий, в горло не идёт. Слышит:

— Ты меня в избу пригласила, накормила-напоила, спать уложила. А теперь, Яга, буду я у тебя в избе обитать.

Вышла девица из избы — памуть в голове. Руку поднимет — ветер поднимается, деревья гнёт и ломает, за лес уносится. Ногой топнет — земля колышется, другой топнет — проходит отрава в подземные воды.

А изба гудит:

— Теперь-то ты Яга как есть, не избежала ты, девица, судьбы своей колдовской!

Сидит Яга в избе — не ест, не пьёт, будто и не дышит даже. Рукавом махнёт — порох над землёй разлетается. Зелье выварит да в землю выльет — чахнет земля. День-деньской так. Раньше в избе пыль да паутина была, а теперь будто сажные сети, и смрад стоит. Скачет изба на курьих ногах, покоя ей нет. Раз от этих скачков распахнулась дверь, ветерок влетел, качнул густой воздух да и заглох. Но успела Яга дыхнуть воздуха снаружи, прояснилось ей на миг в голове, и задумала Яга от избы убежать. Выскочила на крыльцо, да и побежала в лес. Слышит — бежит за ней изба, да медленно: тяжёлая она, а курьи ноги тонкие, слабые, к бегу не годны. А вот сажа летучая из двери да окон высыпается, Ягу обволакивает, в нос да глаза забивается. Не так тяжело Яге бежать, как от той сажи отплёвываться да муть из мыслей гнать.

Бежит Яга, видит — в корнях древнего дерева пещерка. Сунулась туда:

— Пустите переждать, от избы скрыться, от чернявого колобка избавиться!

А в пещерке Лихо Одноглазое сидит, отвечает ей:

— У моего дерева в дупле такой колоб сидит, пытался я его не слушать — один глаз у меня теперь веткой выколот. Упрятался от него в корнях. Не так смрадно тут, да всё едино — что ни пытаюсь сделать, всё лихом оборачивается.

— И у меня так же выходило, — говорит ему Яга. — Так что, укроешь меня?

— Помогу тебе — выколет он мне второй глаз, как пить дать.

— А чего же не сбежишь? — Яга спрашивает. — Дерево-то не погонится.

— Боязно, — говорит Лихо и дрожит. — В лесу туман, звери дикие. Некуда здесь бежать. Уж лучше я среди корней останусь, здесь иногда дышать можно, да и глаз один есть. А к лиходейству привыкну помаленьку.

Оставила его Яга и дальше побежала. Изба не отстаёт, сажное облако не отлипает.

Видит: сидит на цепи кот учёный — Кот Баюн. Книгу раскрыл, пишет в неё. Причитает:

— Не знаю, не ведаю, что пишу! Чёрная пыль глаза застит, в уши гудит — за ней и записываю. А правда ли, нет ли — того не знаю.

— Сбежал бы ты, Кот Баюн! — кричит ему Яга.

— Не знаю, ничего не знаю! — воет Кот. — Что правда? Что ложь? В ушах гудит, говорит со мной. Пишу...

Поняла Яга, что не добиться от него ничего. Дальше бежит. Смотрит: сидит на ветке Соловей-Разбойник, как свистнет — так где-нибудь что-нибудь и повалится: может, дерево с гнёздами, а может, и дом деревенский.

— Укрой меня от избы, Соловей-Разбойник! — просит его Яга.

— Не могу, — отвечает, — в шапке у меня чёрный колоб сидит, ежели ослушаюсь его — мнится мне, что сотрёт он меня в пыль да труху. Хотя рано или поздно и так сотрёт непременно. А всё же не могу.

Вспомнила Яга, что из ступы вытряхивала, когда в избе оказалась. Поняла всё, пустилась бежать с новой силой, не разбирая дороги. Сквозь туман, сквозь кустарник цепкий.

Вдруг выбегает на поляну, на ясную прогалину. Видит — перед ней олень стоит, да не простой, а словно бы хрустальный или янтарный.

— Садись, — говорит олень человеческим голосом. — Садись, девица, умчу я тебя, не догонит напасть.

Села Яга на спину оленя, пустился он вскачь. Гонится за ними сажное облако изо всех сил. Вся чернота, что в избе была, вылетела — изба позади упала на подогнувшихся усталых ногах. А олень как прыгнет — и осталась напасть далеко позади, растворилась за туманом. Остался туман позади — и вспомнила Яга своё имя, и вспомнила, как в лес забралась. Хотела отыскать старую Ягу да спасти её от колдовской участи. А оно вот как получилось...

Скачет олень по верхушкам сосен, по облакам, всё выше и выше. Остановился среди самых звёзд, сияет и лучится в чистом небе. Говорит:

— Унёс я тебя, девица, от морока. Вернулось твоё имя. Захочешь — унесу ещё дальше, в свою страну. Захочешь — верну на землю. Будешь жить человеком и среди людей, простой судьбой, будто и не случилось ничего.

Посмотрела девица на звёзды, посмотрела на землю, ответила:

— Ждут меня в родном поселении, есть к кому возвращаться. А как придёт мой час землю оставить — приди за мной, забери меня в свою страну.

— Будь по-твоему, — говорит ей олень, — да только не забудь меня до того часа, а то не найду я тебя.

— Не забуду, — говорит девица.

И с тех пор не было в лесу Яги, и не случалось там больше поветрий, и падежа скота, и очистились от яда подземные воды, и земля родила, как должно.