Глава 49

 Каждый раз, когда отряд воинов собирается в путь, будь то поход, война или небольшая вылазка, кажется, словно воины идут на какое-то торжество.

Щиты блестят, начищенные до зеркального отсвета, солнце играет своими лучами по поверхности, проливая свой свет, даруя причудливые блики и узоры. Рукояти мечей блещут каменьями, сложенными в сложных узорах и кромках, и больше напоминают произведения искусства, чем орудие убийства…

Впрочем, смерть тоже может быть искусством, разве нет? Разве достойно пролить кровь врага своего, сокрушить его в смертельной, последней схватке – это не искусство?

Тревожно зовёт горн, строятся отряды, собираются военачальники, сверкают доспехи и мечи, плащи развеваются дорожным шёлком того особенного качества выделки, когда ткань способна хранить форму, но не стесняет грубостью своего хозяина, покоряясь его телу.

Шелестят знамёна земель де Горр, ржут лошади, готовые броситься со всех горячностью тёмных земель в бой, нервно переступают с ноги на ногу придворные дамы, выбежавшие провожать своих мужей, возлюбленных, сыновей и братьев.

-Мужчины, как вы эгоистичны! – не выдерживает одна из женщин, облачённая по случаю, в торжественное тёмно-синее платье, из которого исчезла лёгкость ткани и покрова, превращённая своими одеждами в мраморную статую.

-Вы заставляете нас смотреть на то, как вы идёте на смерть! – вторит ей другая, явно имеющая совсем другие корни и черты лика, но сейчас чем-то очень схожая с первой, заговорившей в таком духе.

И всхлипы, всхлипы, всхлипы – но едва слышные, ведь Он не должен слышать, должен видеть скорбь, но не слышать недовольства.

Каждый знает, что даже на этих последних военных сборах, где ожидают принца де Горра – каждая полянка, каждая площадка в замке и перед замком – это сцена, прячась возле которой Мелеагант делает свои выводы.

Заверить в преданности, обещать службу, клясться на любви и крови…

Все ждут появления принца Де Горра. Каждый знает, что как принц он доживает последние мгновения, скоро народ Камелота будет звать его королём, станет приветствовать его, встречать с дарами и цветами, как освободителя, как миротворца, как истинного правителя! Каждый знает, что он едет добывать вместе с принцем трон Камелота, каждый готов резать и убивать тех, кто встанет на пути.

Время чувств кончается. Наступает время игрищ у трона, где никто не побеждает честно, а более того, даже в победе встречает горечь пепла!

И бессмертие. Ещё при жизни. Каким бы не был король Артур в своём правлении, он уже заслужил место в страницах летописей, В книгах и на свитках будет выбито его имя. Но скоро там появится и ещё одно – имя Мелеаганта.

Кто-то ждёт этого с ужасом, кто-то с трепетом священности, кто-то с безразличием.

Крестик на шею, ну, господи, помоги! Защити сына, возлюбленного, мужа, брата, друга от беды, береги от боли, от стали спаси. Молиться, молиться, молиться!

Кто-то не выдерживает и начинает беззвучно шевелить губами под звуки тревожного горна. Ещё немного и скоро воины двинутся в бой, двинутся на спасение Камелота и возглавит их всадник на лучшей северной лошади, у которой в гриве стальной блеск, а бока блестят от чёрного матового блеска, и сильные ноги несут её по дорогам и тропам…

Сам же всадник уже идёт – его приветствуют, кто поклоном, кто воплем: «Славься!», кто падает на колени…

Всадник облачён в серебряные и чёрные одеяния, без доспеха, смело и открыто. Плащ развевается за его спиной, вышитый шёлком герб отливает на солнце. На голове его – тонкая нить короны принца де Горр, узловатая и жуткая, надеваемая лишь на встречу с послами из почётных земель и во время походов.

Скоро эту корону сменит другая! Скоро, скоро! Тогда тревожнее запоёт горн, восславляя нового короля, и моля небеса о долгой его жизни.

За принцем – две тени. Женщины. Одна прячется под нежно-кремовой мантией, другая – под тёмно-зелёной. Обе скрывают свои лица, но и без лиц все прекрасно знают, кто они.

Женщина под нежно-кремовой мантией делает шаг вперёд к Мелеаганту, и он обнимает её, ласково утешает, проводит пальцем по щеке, задевая капюшон и обнажая ненадолго копну волос. Женщина смущается, натягивает капюшон обратно и отступает, успев сохранить на губах своих послевкусие сказанного принцу.

«Я люблю тебя, будь осторожен».

«Раз любишь…придётся! Я тебя тоже люблю, моя Лилия»

Он прекрасно знает, что Лилиан ненавидит этот цветок, имя которого по иронии переплетения судьбы, носит. Но сейчас ему нужно поддержать её, поддразнить, вернуть боевой дух, чтобы в памяти осталась лёгкая улыбка, а не только эта бесконечная светлая печаль.

Она знает, что так должно было быть. Она видела это, ей предвещал это и Мерлин, и все, кому было не лень. Но Лилиан посмела надеяться, что с нею, здесь, в замке де Горр, он может быть забудет о Камелоте, заживёт мирно…

Хорошая шутка для тех, кто не знает Мелеаганта. Плохая надежда для тех, кто, напротив, знает его очень хорошо.

Вторая скользит, словно змея или…скорее, как ящерица. Кажется, одно мгновение, и она сбросит с себя свою мантию и нырнёт в толпу, исчезнет – юркая и быстрая. Короткое объятие, кивок…

«Славься, великий король Камелота!»

«Пригляди за…всем»

Мелеагант чувствует, что у него общая боль с Леей, боль за Уриена, но знает и то, что боль эта всё-таки разная. Он потерял брата, который всегда был рядом, готов был отдать жизнь в любую минуту, готовы был на всё, но со смертью, которого жизнь не остановилась.

У Леи остановилась. Лея знала Уриена большую часть своей жизни, и он явился к ней в самый трагичный момент, момент преломления, расцвета юных чувств. Явился, спас, занялся её судьбой…

Конечно, Лея не только посмела влюбиться, но и совсем в этих чувствах потеряла себя. У Мерлина то забавы, то интриги, то очередной ученик, выходящий из покорности, жить его интересами Лея не могла, а всё, что раньше её интересовало – стало пресным. Благо, Уриен свёл её с Морганой, и так Лея получила возможность жить чьей-то жизнью, чтобы не болело сердце от своей, явно безнадежной, наполненной безвыходным чувством…

Но Моргана быстро показала свою самостоятельность и независимость. К тому же – ревность была не последней чертой их союза. Лея попыталась найти отца, и жила некоторое время его интересами, потом столкнулась с сестрой и пусть та о ней не знала, но всё-таки, у девушки появилась возможность существовать в нескольких жизнях сразу, пусть частично, пусть хоть как служанка, но всё же!

Пустота подстерегла её. Моргана нашла себе увлечения, стала проводить больше времени с Ланселотом, променяла Уриена на Артура…Уриен же погиб. Гвиневра теперь далеко…

Лея пытается жить вместе с кем-то чью-то жизнь, потому что не видит более смысла в своей. Мелеагант продолжает же свой путь.

У них общая потеря и разная судьба.

Тревожно зовёт горн в последний раз, ударяют колокола с башни, напевая уже королевский гимн: «Славься!».

Мелеагант уже признан королём Камелота в своих землях. Странное это явление – народ! он готов идти на битву с неизвестностью, не зная толком ничего. Никто не знает доподлинно, насколько плох Артур на деле (ведь решения идут от Совета), но каждый считает его негодным королём и идёт с Мелеагантом.

Да, встречаются фанатики, и, хотя, Мелеагант не жаждет проливать крови, его воины действуют по своему разумению. Народ же поддерживает их кровожадность.

Оскорбил короля? Умри! Народ любит смотреть на смерть, если смерть не касается его. Народ любит чудовищ, но что плохо – чудовищ идейных. Артур не успел понять этого, он не успел дать людям идею великого Камелота, не позволил им жить самообманом, оправдывать, хоть про себя, хоть по ночам, отсутствие урожая, голод, набеги саксонских наёмников, налоги…

Народ может терпеть голод и холод, может терпеть самодурство и развращение души, но чего народ терпеть не может – это безыдейности! Не для чего идти! Нет утопии, нет будущего, за которое можно страдать сегодня.

И, между тем, стараниями Совета, всё-таки нет такой позиции, как «выживание», на территории всего Камелота. Есть графства, которые существуют очень неплохо и поднимаются

постепенно из разрушений и набегов, которые обходят голод и они требовательны до идеи! А её нет…

Зато есть всадник на великолепной чёрной лошади с севера.

***

В любом заточении вся опасность исходит от мыслей. Именно мысли сводят с ума, заставляют накручивать, вспоминать, сопоставлять.

Заточение порождает диалоги.

-Так ты…правда любовник моей жены?- слова произносятся медленно, с недоверием, но уже чётким пониманием того, каким будет ответ.

-Артур, успокойся! – предупреждающий голос Морганы. Она опасливо встаёт между Ланселотом и братом. – Артур, ты сам изменял ей, Артур…

-Моргана! – холодный голос Ланселота и он мягко отводит её в сторону, - не вмешивайся, нам давно нужно было поговорить. Да, я люблю королеву. Люблю давно, сильно и взаимно. Но она до последнего была верна вам, надеялась, что вы обратите на неё внимания чуть больше, чем на дополнение к трону!

Хорошая фраза, но зря. Визг Морганы, грохот посуды, ругательства сквозь зубы от Артура и упавшее набок кресло, с полностью продранной обивкой.

Но всё успокаивается довольно быстро. Моргана не успевает даже обхватить брата за шею и оттащить его в сторону, как Артур замирает сам и возвращает на место подсвечник, который собирался меньше минуты назад запустить в Ланселота.

-Предатель! – бросает король с презрением и Моргана выдыхает, поняв, что гроза закончилась.

-Не волнуйся, - говорит она Ланселоту, но глядя на Артура, - Гвиневру Мелеагант не тронет…

-Потому что она с вами? – догадывается Артур и тянется к подсвечнику, но не берёт его, только толкает на пол и весёлые уголки плетения разлетаются по полу.

-Да, - ледяным тоном отзывается Моргана, глядя на Артура. Она ниже его ростом, она слабее его физически, даже сейчас, но её взгляд говорит ясно, что она не жалеет! Ни о чём не жалеет!

-Ненавижу, - цедит Артур и возвращается в кресло. – Ланселот, на кой чёрт ты здесь остался?

Ланселот тоже возвращается к креслу, но заметив, что кресло Морганы пострадало, не садится в него, предлагая жестом сесть фее.

-Зачем? – он вскидывает взгляд на Артура и будто бы только сейчас задумывается об этом, - наверное, чтобы в преисподней меня не смогли напугать.

Моргана фыркает, но тоже не садится в кресло, предложенное Ланселотом, устраиваясь на подлокотнике кресла Артура. Он максимально пытается отодвинуться от неё, но Моргана нарочно выбирает это место, чтобы, в случае чего, удержать братца…

-Так, - говорит она, окидывая взглядом немного погромленную комнату, - давайте вот что…сидим и ждём Мелеаганта. Артур, даже не думай шевелиться, свяжу заклинанием! Гвиневра в безопасности, Мордред в безопасности и мы тоже. Голиард сделал это, чтобы избежать маленьких проблем, в виде…недовольства заговорщиками тем, что королевская семья остаётся жить.

-Жить обесчещенными, - едко добавляет Артур.

-Жить, - напоминает Моргана. – Артур, ты хотел, чтобы мы жили дальше от всех, где никто не будет знать нас, где никто не тронет нас…

-Где ты родишь мне ещё сына и двух дочерей? – уточняет Артур, как-то особенно усмехаясь.

На лицо Морганы приятно посмотреть её врагу, но видит его только Ланселот, а он не враг фее. Но она не выдаёт себя, ограничившись только:

-А-га.

Уходит время тишины, приходит время диалогов и давних, мучавших вопросов. Сейчас или никогда?

-А Гавейн с вами? – Артур не верит, он не хочет слышать ответ, но мучиться неизвестным он более не может.

-Нет, - успокаивает его Ланселот вместо Морганы. – У вас остались верные люди.

-Они могут освободить меня, - задумчиво тянет Артур, глядя на дверь, - или сорвать ваш переворот.

-Не думаю, - тут же влезает Моргана. – Их не так много, Артур. Из числа рыцарей человек семь, ну…с семьями, пара советников. Два десятка человек, хоть режьте меня, не больше, готовы сражаться.

Расширяется граница вопросов. Верность изучается со всех сторон противной мыслью.

-И когда это у вас началось? – Артур допрашивает Ланселота, но тот спокоен:

-Я полюбил её, едва увидел.

А Моргана, прижимаясь щекой к шее Артура, почти шёпотом уточняет:

-Когда я, беременная, поехала в земли Монтгомери, они и сошлись…

Артура словно обжигает и Моргана подпрыгивает, согнанная со своего места.

-Так вы…- голос Артура переходит на тихий зловещий тон, - вы что…ты и она…

Он не верит. Он задыхается в волнении. До него доходит, что именно значит слово «любовник».

-Дыши, - советует Моргана, - да, они…да, он и она, как мы с тобой, только без нас, а с ними.

Несмотря на ситуацию, Ланселот не удерживается от смешка – уж больно забавно объясняет Моргана!

И снова молчание. Артур постепенно переходит в тихую ярость и теперь выпытывает уже у Морганы:

-А ты? Ты знала?

-Все знали, - ответствует фея. – Все, начиная от Леи и, заканчивая, к слову, Гавейном.

-Гавейн! – король ударяет кулаком по столу и жалобно соскальзывает с тоненьким «чвак» тарелочка, расписанная самой Морганой в минуту особенно «важного» совещания…

-Жалко тарелочку…- Моргана провожает изделие, рассыпавшееся на куски, с видом сожаления, может быть, даже не притворным.

Краткий миг отчаяния и снова допрос. Теперь тон уже совсем другой – стальной, готовый разрезать душу, если придётся.

-Сколько у тебя было мужчин до меня?

-Сегодня? – хлопает глазами Моргана, которая в минуту неожиданного страха мгновенно переходит, как и обычно, в режим издевательства.

Артур сжимает ей руку, Ланселот негодует и подрывается с места, но Моргана с шипением приказывает ему сесть и не вставать.

Ланселот стоит, не зная, на что решиться, но Артур выпускает её руку, видимо, здраво оценивая перспективу заступничества Ланселота и своё физическое состояние…

-Какая разница? – выдыхает Моргана, кивком приказывая Ланселоту сесть. – Ну, какая тебе разница?

-Скажи! – Артур требует. Он сам не знает точно, зачем ему эта информация, но он хочет чувствовать себя хозяином положения хоть в чём-то, теперь, когда его позиции разметало ветром холодного предательства со всех сторон.

Он не любил Гвиневру, но считал её собственностью. Он и Ланселота считал своим рыцарем, своим, приобретённым. И то, что две его собственности сошлись, полюбили друг друга, да ещё и ВСЕ об этом знали, даже включая верного рыцаря, самого верного…это было убийственно, унизительно.

И Артур жаждал хоть какого-то отмщения.

-Уши закрой! – хмуро буркнула Моргана, глянув на Ланселота. Тот, красный до этих самых ушей, покорился и для верности закрыл глаза, последним увидев, что Моргана наклонилась к ухо Артура.

В ушах гудела кровь, так прекрасно слышимая. Ланселот жмурился и не открывал уши, хотя знал, что для числа не надо столько времени.

Кто-то коснулся его плеча и Ланселот только тогда решился открыть уши и глаза. Конечно, Моргана.

Зато Артур, сидевший напротив, сравнялся с ним, Ланселотом, цветом от смущения.

-Напугала, маленький? – издевается Моргана, наливая себе из кубка в кубок с отколотым в результате ярости Артура, краешком.

Ни Ланселот, ни Артур не отвечают, так как оба не знают точно, кому была адресована фраза.

Моргана залпом выпивает, не глядя больше ни на брата, ни на друга, ложится в постель короля и тотчас зарывается под одеялом.

-Вылези! – неуверенно требует Артур, он ещё не закончил своих расспросов.

-Да пошёл ты! – отзывается фея. – Я спать хочу.

Ланселот и Артур переглядываются, но не тревожат более Морганы. Вместо этого король молча разливает в кубок Морганы, и в единственный, полностью уцелевший, вино.

Один кубок он толкает Ланселоту и кивает, призывая выпить.

Ланселот осторожно касается вина губами и чувствует уже не приторную сладкую вязкость, какую ожидал от этого вина по запаху и цвету, а лёгкую горечь, и какую-то свежесть на языке.

-Дрянь, - комментирует Артур.

-Сам ты дрянь! – отзывается с постели Моргана.

Артур оглядывается, усмехается, берёт со стола одно из уцелевших рисовых пирожных и кидает его рукою в голову Моргане. Между прочим, почти попадает. Она взвизгивает и прячется с головой под одеяло.

-Хоть бы яблоко кинул! – доносится приглушённо обиженный голос из-под покрывала.

-А, пожалуйста! – яблоко, не успел Ланселот перехватить руку короля, летит в постель и попадает в Моргану. – Кушай, сестрица!

Моргана вскрикивает. На этот раз от боли и Артур замирает с рукой над блюдами. Очевидно, выбирая, что ещё швырнуть в неё. Ланселот поднимается из кресла, подходит к постели и аккуратно скребёт ногтем по покрывалу…

-Кто там? – пищит Моргана, подражая детскому голосу.

-Ланселот, - он чувствует себя идиотом, но угадывает и её, и Артура – оба бегут от своих действий проступков в мир плохого безумия. Интересно, что и Кей прятал свой мозг под маской шутовства…

-Ты в порядке? – спрашивает рыцарь осторожно. – Тебя задело?

Моргана барахтается в покрывале и через мгновение Ланселот видит её глаз и половину лица, с плохо скрытой ухмылкой…

Артур подходит с другой стороны и грубо сдирает покрывало, при этом частично наряд Морганы сминается, а покрывало, зацепившись за крючок на платье, и сорвавшись, грубо задирает ей часть подола.

-Король! – презрительно морщится Моргана, пока Ланселот быстрым движением руки возвращает подол на место.

-О! – обалдевает фея, глядя на Ланселот и затем переводит взгляд на Артура. – Понял, как надо?

-Научился на моей жене, теперь к сестре лезешь…- Артур ненавистен к нему.

-Он единственный, кто заботился обо мне просто так, не требуя ничего взамен! – Моргана встаёт на постели на колени, тянет к Артуру руку. – Не как некоторые…братья!

-Конечно, он о тебе заботился! – Артур заходится в страшном хохоте. – Ты же прикрывала его роман с Гвиневрой!

Рука Морганы бессильно падает вниз. Ей проще поверить в плохую сторону, чем верить в бескорыстие. Она вспоминает, как Ланселот, жизнь назад, передал ей записку, где умолял устроить ему встречу с Гвиневрой, и после этого…

-Это ложь! – Ланселот понимает, что Моргана могла повестись на это.

Ланселот хватает Моргану за плечи, разворачивает к себе лицом и Артур только успевает возмутиться, как он обращается с королевской сестрой!

-По вашему образу и подобию, - цедит Ланселот, даже не глядя на Артура. – Моргана, нет! Я заботился, забочусь и буду заботиться, пока жив не потому, что ты устроила мне встречи с Гвиневрой, не потому, что так велел Мерлин…

-Так почему? – одни губы шепчут. Голова не думает. Голова плывёт…

-Потому что ты мой друг, потому что ты нуждаешься в защите…

Простой ответ, но как сложно он переворачивает мир Морганы. Она, наконец, осознаёт. Сначала всё становится с ног на голову. Затем, ложится набок, затем куда-то катится.

-У неё есть брат! – Артур стоит, скрестив руки на груди. – Ты не отнимешь у меня Моргану. Если кто и должен заботиться о ней и о нашем сыне, так это я!

-О себе позаботьтесь! – смеется Ланселот. – Большая часть заговорщиков жаждет вашей смерти.

Звенящая пустота в душах. Артур отходит к столу, оставляя Моргану в разнесённой постели, на ходу он поднимает с пола сброшенное покрывало и кидает его сестре. Моргана даже не шевелится, Ланселот возвращается в своё кресло.

Тишина, тишина…

-Как это «велел Мерлин»? – хмуро спрашивает фея, нарушая эту тишину и призывая время вопросов и тайн. – Он сказал тебе что-то в духе «заботься обо всех» только перед смертью…

-Что? – Ланселот замирает, его взгляд мечется по комнате, но он понимает, что должен когда-то был сказать…

-Ладно, - сдаётся. – Я чаще бывал у Мерлина, чем ты знаешь. Он рассказал мне о Голиарде, немного больше, чем Мелеагант потом рассказал, а я сделал вид, что от Мелеаганта впервые услышал о нём. Мерлин много что говорил про тебя, про Лею, про Мордреда…

-Что он говорил про Мордреда? – взбешенные и встревоженные родители объединяются, их вопрос срывается одновременно.

-Что он превзойдёт в магическом искусстве своего учителя.

-И этот в магию пошёл…- Артур отпивает ещё. – Мерлин! Интриган!

-Про тебя, Моргана, сказал, что ты отмолишь всё, а я должен быть рядом.

-Отмолю? – Моргана давится словами, придвигается к краю постели. – Ланселот, я любовница своего сводного брата, я убивала, я лгала и интриговала, я наложила на сына заклятие, сделав его отцеубийцей! Такое не отмолишь! Такое…

-Отмолишь. – Ланселот возразил. – Иначе Мерлин не сказал бы об этом. Он сказал, что Артур встретит конец своей жизни так, как мечтал.

-Так вот о чём ты мечтал, - Моргана насмешливо фыркнула, скосив взгляд на брата, - не знала.

-Не дождёшься, - злится Артур, но…особенной ярости в его голосе нет. Мерлин сказал! Мерлин. Сказал. О нём! Значит, предвидел! Значит, он не погибнет в ближайшее время.

Может, и впрямь, удастся зажить с Морганой, Мордредом и ещё парой-тройкой детишек? Можно вернуться в поместье приёмного отца…Кея больше нет, но он вырастит сына по имени Кей. Моргана родит ему. Обязательно!

-А…про Лею? – робко спросила Моргана, когда Ланселот не стал продолжать.

-Про Лею? – он нахмурился, помрачнел. – Про Лею… ничего хорошего. Позволь мне не говорить.

И снова время тишины. И снова время метания мысли.

И…резкий, требовательный, выводящий из ступора и вселяющий страх, стук в дверь.

-Мы же…заперты, - Моргана огляделась. – Голиард запер!

-Запер, - подтверждает Голиард, появляясь на пороге. – Я постучал из вежливости, мало ли…может. Кто раздет, или убит, или пьян. У меня новость.