Инквизитор и Ведьма

Она висела на кресте, и хворост чернь несла под ноги, и инквизитора в толпе взывал к сожжению голос строгий. Не уронила ни слезы и о пощаде не просила, и уж в преддверии грозы проклятьем чернь ее лишь крыла. И инквизитор громыхал своим извечным обвинением, что бог ту ведьму покарал в огне грядущим здесь сожжением.

Не принесла ни капли зла и никому не навредила – в жилище ветхом много лет людей растениями лечила. Нашлись завистники, и вот – ее уж тащат в казематы, на тело голое глядят глазами мертвыми солдаты. Затем – дыба, затем – щипцы и раскаленный жезл в ноги. На животе – плетей рубцы… и беспристрастный голос строгий, и писарь рядом, чтоб ее слова «признания» после вынуть – и, прочитав их на костре, ей пожелать в огне том сгинуть.

И боль, и стон, и кровь, и крик – но хладнокровны эти пытки, и под конец «признаний» тех ей в ноги брошены накидки. Вновь каземат и забытье, и уж на утро тащат тело – для толп «святого» коль суда оно как раз уже поспело.

И вот на площади толпу уже глашатаи сзывают, а чернь в неистовстве поет: «Здесь ведьму темную сжигают!» И инквизитор крест златой все выше к солнцу поднимает, пока солдаты всей толпой к столбу ту ведьму прикрепляют. И верит, верит вся толпа, что перед ней исчадие ада! Лишь были б зрелища, еда, а больше – мало им что надо.

И вот горит, она горит, огонь у ног уж полыхает! Но ничего не говорит, толпе зверей не потакает. Огонь все жарче, уж укрыл свою он жертву в саван жгучий… но в небе солнца больше нет, вдруг побежали резво тучи. Огонь взметнулся вновь, и вот – он принимает в крике тело…

«Всей черной магией она себя спасти все ж не сумела!»

Ревет огонь, в экстазе чернь, слюной распявший сладко хлещет… Но вот и дождь, пришла гроза – и в небе гром, и свет там блещет. Тот дождь сильнее и сильнее слезами неба площадь моет – и тушит, тушит он огонь, и чернь со зла над этим воет. И нет огня, и гром такой, что заложило многим уши! Бегут все с площади толпой, и в страхе сжались черны души.

Но инквизитор не из тех, кто признает свои ошибки. На столб воззрился и костер, а на лице – оскал улыбки. Но в день тот звучно столь играл грозой небесный композитор и молний свет в него послал – и пал беззвучно инквизитор.

24.03.2012