Чужими глазами

  • 0
  • 0
  • 0

Единственное, что Лекс никогда не крадёт — взгляды.

Монетка из чужого кармана уйдёт на еду, оставив только терпкий запах меди на ладонях, "тройкой" можно пользоваться, если повезёт, даже несколько раз, а небрежно оставленная техника или украшения легко меняются на деньги и крышу над головой. На души всегда есть заказы, это не те штуки, которые требуется красть по собственному желанию; да и меры безопасности там, что само собой разумеется, серьёзные.

Но от взглядов не убережёшься совсем никак. Поэтому Лекс их не трогает — нерушимое правило. 

Почти. 

***

В автобусе пусто и холодно, водитель возомнил, что везёт дрова, но если закрыть глаза и подложить под голову куртку, можно поспать до конечной. Лексу всё равно, куда ехать: водитель, этот светловолосый пацан с прозрачными голубыми глазами, и есть его цель. Лекс никогда не спрашивает, почему. Достаточно уточнить оплату, принципов у него никогда не было и вряд ли теперь уже появятся. 

Шестой час, на улицах тоже пусто, шанс, что кто-то зайдёт, минимален, и можно расслабиться; но это чёртов закон подлости, и по ступенькам на ближайшей остановке сразу же взлетает девушка, куда ей только понадобилось в такую рань. Лекс, давно уже сплетающий нить в клубок, замирает и старается не шевелить руками, чтобы не спалиться — хотя во внешнем виде бомжа есть свои преимущества, на тебя никогда не обращают внимания.

Дело, конечно, не во внимании. Дело в том, что прямо сейчас, пока душа светловолосого водителя умещается в аккуратном мерцающем клубке на ладони Лекса, незнакомая девушка ссыпает золотистые монетки в выемку на панели и идёт в салон — слишком быстро, чтобы можно было угадать траекторию и что-то сделать. 

И, разумеется, рвёт нить.

Лекс не матерится. Ну, может, сквозь сжатые зубы — пару слов, не о ней даже, а о ситуации в целом; но это сейчас не имеет смысла, имеет не больше, чем мятая крышка от кельвиша на тротуаре. Разбитый на волокна кончик ускользает из рук, чтобы поймать его, нужно наклониться в проход; он наклоняется, делая вид, что поднимает с пола забытую мелкую монетку. По рукам бьёт дрожью, дробью, мир переворачивается, но удержать их обоих на месте совсем некому. 

Поэтому Лекс собирает себя в горсть и на ближайшей остановке выходит, вываливается наружу, сжимая неощутимой перчаткой невесомый моток чужой души. Под веками нестерпимо жжёт, и это похоже на то дурацкое ощущение, когда не высыпаешься и сразу после этого в глаза попадает мыло. Он как никто другой знает, что это значит. 

***

Чужая обветшалая девятиэтажка всплывает в голове совсем другой: балкон, вон тот, на третьем, от подъезда вверх и наискосок, смотрит в затылок красными зрачками чайной розы, и ещё эти идиотские ленточки на деревянной раме... Здесь хоть картинно тряси головой, хоть глаза закрывай — не поможет, картинка в голове даже более чёткая, чем могла быть у обладательницы взгляда. Поэтому он просто отворачивается, чтобы смотреть куда угодно в сторону; куда глаза глядят, всплывает в голове. 

Глаза глядят на город совершенно иначе,и не то чтобы это было плохо — но Лекс как никто другой знает, в чём кроется самая большая опасность. 

— Свалить бы, — думает он, наверное, вслух, пока как будто отдельно существующие руки прячут мерцающий клубок в коробке от мелков в условленное место. — Куда-то, где она ещё не была, и тогда станет легче, а потом останется только суметь вовремя перехватить собственный взгляд. 

Во всяком случае, для спонтанных безумств нынче самое время: есть деньги, нет обязательств, не останавливает ничего, кроме собственной глупости, которая вообще-то всегда просыпается, когда хочешь куда-нибудь уехать прямо сейчас. Лекс любит такие вещи — и поэтому сразу и привычно сворачивает по улице вместо того, чтобы пройти прямо, выбрасывает в воздух руку, и — о, хвала его везению, оно всегда так вовремя! — у обочины почти сразу же тормозит покоцанная "тойота". Чужой взгляд ловит в первую очередь не разбитую фару и трещины на лобовом, а брелок-фенечку на зеркале. К счастью, эти отступления от темы можно пережить без всяких проблем. 

— Куда? — коротко спрашивает Лекс, и удовлетворённо кивает, услышав ответ. — Ага, мне тоже. Сколько возьмёшь?.. 

***

Слава всем богам, что даже если украсть — вляпаться в? — чужой взгляд, сны остаются свои. 

Лекс просыпается на заправке, уткнувшись лбом в холодное стекло, предрассветное небо выглядывает из-за острых пик хвойного леса, мягкими зелёными лапами обнимающего трассу; если постараться изо всех сил, можно сохранить себе кусочек последнего сна — разноцветное от солнца и мелких камешков дно, запах йода, колючий тростник под ногами. 

Хранить он никогда не умел. И в этот раз, по закону подлости, не выйдет тоже, но никто не мешает попытаться...

— Ты от кого-то бежишь? — интересуется, не открывая дверь, водила. 

Лекс встряхивается, как мокрый пёс, и удивлению снова нет никаких пределов:

— С чего ты взял? — лениво переспрашивает он, надеясь, что бешеное сердцебиение слышно только ему одному. — Мы знакомы, что ли? 

— Нет. Андерс, кстати. Просто я тоже бегу, — улыбается водила, но внимательный чужой взгляд сразу подсказывает Лексу, куда смотреть: зачем отводить глаза, если изображаешь беззаботность? 

***

На подъезде к конечной точке Лекс окончательно просыпается: беспокойно вертит головой и вглядывается, хоть это и бесполезно чуть более, чем полностью. Чувство нарастает, как прошивающая ткань игла, и когда стальное остриё подбирается максимально близко, он с трудом сдерживается, чтобы не закричать. 

— Я здесь выйду, ладно? — произносит Лекс одними губами, на большее нет сил, а надо ещё так много успеть сделать. Шаг, два, три, он ловит давно забытый след, и, кажется, через мгновение — то, что давным-давно потерял. Наплевав на технику безопасности, хватает рукой — и мир меркнет, не в силах противостоять. 

Быть готовым ко всему — полезное свойство организма, но это самое всё почему-то летит к чертям, когда приходишь в себя в чужой машине, крепко сжимая в кулаке свою собственную нить. 

— Оставь себе, — отмахивается Андерс, когда Лекс протягивает ему разноцветные купюры. — Я тебя не из-за денег подобрал, чтоб ты знал. И кстати, где тебя искать, если вдруг что?.. 

Он честно диктует координаты, а затем вываливается с сиденья на знакомую с детства площадь; и даже отсюда видно, как светится, далеко-далеко впереди, здоровенный багровый шар. 

Лекс смотрит на незнакомый город чужими глазами, и вроде бы из этого никогда не получается ничего хорошего — но сейчас сердце горит так, как будто ему снова семнадцать лет.